Последние битвы Императорского флота

Это вызывало ненависть не только внешних врагов государства, но и прохладное отношение либерального придворного круга. По убеждению большинства офицеров, существовавший в России строй давал не столько материальные и сословные блага и преимущества, коих, в сущности, особенно и не существовало в стране в начале XX века, но являлся оплотом благородства, чести, славы и достоинства, всего того, что делает жизнь содержательной, насыщенной поэзией и духовной красотой. Всякий иной строй казался им прозаическим и духовно обедненным, лишенным высоких принципов. И потому многие так и не смогли понять в феврале 1917 года, как можно оставаться настоящим офицером в республиканской армии и служить не государю и Отечеству, а президентам, избирателям, депутатам, ценящим прежде всего шелест кредитных билетов в банках и бренность славы, выраженную плеском аплодисментов с парламентских скамей. Эти убеждения привели многих выпускников Морского корпуса на тропу Гражданской войны, ставшими новыми Апостолами, несущими свет Христова учения в надвигавшийся на Россию мрак III Интернационала.

Чуть более полугода спустя описанных выше событий, 30 июля 1915 года, государь принял участие еще в одном выпуске корабельных гардемаринов в офицеры. На день рождения наследника цесаревича он пожелал лично произвести в мичманы гардемарин в Царском Селе. С утра Царскосельский вокзал заполнили белые морские фуражки. По прибытии на вокзал корабельные гардемарины и корпусное начальство, разместившись в экипажах и линейках, направились к дворцу. Прибыв на место, приглашенные прошли по аллеям и быстро выстроились по старшинству развернутым фронтом на площадке перед Александровским дворцом, в ожидании прибытия государя и его свиты с литургии, проходившей в Феодоровском «царском» соборе.

Отчетливо прозвучали слова команды — приближался император. Он шествовал с наследником цесаревичем, сопровождаемый дежурным флигель-адъютантом и морским министром, адмиралом Иваном Константиновичем Григоровичем. Чуть поодаль за ними двигалась свита. Начиная с правофлангового, старшего по выпуску, государь неторопливо обходил фронт, но более продолжительно задержался лишь возле первого и последнего по выпуску, а также гардемарин, имевших медали или фамилии которых были знакомы ему лично.

Наследник безмолвно сопровождал державного отца, внимательно всматриваясь в его движения и вслушиваясь в возникавший разговор. Временами государь бросал поощрительные взгляды в сторону сына, улыбаясь, подбадривал его. За государем несли обыкновенную корзину с мичманскими погонами и приказами о производстве.

Их передавал гардемаринам дежурный флаг-офицер морского министра. Обратившись ко всему выпуску, император сказал короткую, но запомнившуюся всем речь:

— Выпуская вас сегодня во флот офицерами, напоминаю вам, да вы и сами это знаете, что выходите на службу в исключительно серьезное время, переживаемое нашей дорогой Родиной… Верьте, как бы ни были тяжелы времена, которые переживает наша Родина, она все-таки остается могучей, нераздельной, великой, как мы привыкли любить её с детства. Веруйте в Бога и в тяжелые минуты прибегайте к Нему с молитвой перед боем и трудным походом. Относитесь с уважением к вашему начальству, будьте хорошими товарищами между собой, к какому бы роду службы вы не принадлежали, и относитесь отечески строго к подчиненным вам командам, служа им во всем примером… Призываю на вас благословение Божие, поздравляю с производством в мичманы.

…Завершив обход, государь и наследник удалились. Еще несколько секунд стоял молчаливо застывший фронт произведенных мичманов, а затем словно электрический ток пронзил всех, и молодых людей охватило ликование и радость. Смеясь и поздравляя друг друга, участники государева выпуска, ставшим, как оказалось, последним, вбежали в просторный вестибюль дворца, и дворцовые лакеи, заранее предупрежденные, помогли им переменить гардемаринские погоны на мичманские.

Затем молодые мичманы поднялись на второй этаж, в залитый летним солнцем Александровский зал, где для них был сервирован от имени императора завтрак.

По окончании церемонии молодые мичманы строем выходили через другой подъезд, где их ждали несколько фрейлин государыни с её личным благословлением — иконками Св. Георгия Победоносца в серебряных окладах на лиловом шнуре и лично выведенными на оборотной стороне императрицей словами «Спаси и Сохрани!».

Разместившись по экипажам, морские офицеры отправились назад, на вокзал, а оттуда с первым поездом в Петроград. А еще через день поезда уносили молодых офицеров к местам их новой службы, на флоты многих морей и океанов, для участия в продолжавшейся Мировой войне.

Глава вторая Накануне войны

Российский императорский флот накануне Великой войны состоял под особым монаршим покровительством. Своё отношение к флоту государь унаследовал от своего венценосного отца, справедливо считавшего армию и флот — единственными союзниками России.