Последние бои Вооруженных Сил Юга России

Я вынул тетрадь из кармана шинели и стал читать. Артиллерийский огонь продолжался. Снаряды рвались с равными промежутками один от другого, и к ним мы уже привыкли. Но вот один рванул с особенной силой, так что все задрожало вокруг. Он попал в угол нашей кабинки, снеся железную обшивку и скобу железной лестницы на крышу. Я прекратил чтение.

— Попади на четверть аршина правее — мы бы все взлетели на воздух, — сказал кто‑то.

— Да, там стоит ящик с динамитом, — сказал поручик Л.

Но мы продолжали стоять до получения нового предписания — идти в Новороссийск, обстреляв по дороге одну из батарей.

19 марта. Севастополь. Казармы. Мы проехали назад, медленным ходом, около версты. Повозки, отдельные части войск продолжали, все ускоряя темп, лететь к Новороссийску. Это было не отступление, а бегство. Рядом с нами оказался какой‑то Корниловский полк. Командир полка быстро подбежал к комброну.

— Я приказываю остановиться и пропустить корниловцев вперед! — закричал он, подходя к нашему командиру.

И несмотря на указание, что нам предписано идти назад и найти позицию для обстрела батареи, а это место совершенно было неподходящее, пришлось подчиниться силе и ждать, пока эта масса не пройдет дальше.

И опять, стоя на неудобном месте, благодаря произволу командира полка, мы подверглись ожесточенному обстрелу, не имея возможности отвечать как следует сами. Снаряд угодил в другую площадку и зажег ящик с зарядами; еще немного — и взорвались бы снаряды, лежащие неподалеку. Корниловцы уже прошли — по соседнему пути двигалась новая масса людей, тесно прижимаясь к нашему поезду. Получилось сведение, что в Гайдуке уже большевистская кавалерия: станция была занята ими.

Надо было тронуться и нам — и наконец найти позицию, чтобы послать врагу прощальный привет. И вдруг произошло что‑то, что заставило застонать всю эту людскую массу каким‑то звериным стоном: по соседнему пути большевики пустили в Новороссийск паровоз без машиниста — брандер. Брандер летел, развивая все большую скорость, стремясь под уклон: спасения не было. Люди, повозки пробовали двинуться в сторону, но паровоз, ломая все на своем пути, перерезая лошадей, калеча людей, изламывая повозки, ворвался в эту сплошную людскую массу и прорезал ее как будто бы без всякого сопротивления. Через несколько секунд паровоз был уже далеко; а рядом с нами лежало до полутораста зарезанных лошадей, искалеченных людей, изломанных повозок, которые втиснулись частью под наш состав.

— Мерзавцы! — кричал какой‑то мужчина, в исступлении сжимая кулаки.

Кругом была кровь, ужас и отчаяние. С большим трудом вытащили мы обломки повозок и тела лошадей из‑под наших площадок и поехали к повороту, откуда мы могли обстреливать неприятельскую батарею. Мы нагнали опять какую‑то Корниловскую часть.

— Куда прешь? — закричал корниловский офицер, размахивая револьвером перед носом нашего командира.

— Я покажу тебе, как драпать… Остановиться сейчас же, не то застрелю.

Поручик Л. побледнел от гнева и негодования. Я не слышал, что произошло дальше; слышал только его первые слова:

— Вы не смеете так обращаться к офицеру и командиру поезда… — на что корниловец, кажется пьяный, закричал, снабжая свою реплику русскими ругательствами:

— Наплевать мне на вашего командира… Солдаты! Подложить под поезд шпалы и остановить…

Корниловские солдаты бросились к поезду и подложили под колеса штук шесть шпал. Было ужасно смотреть на эту картину. Это было ярким воплощением той анархии, которая разъела нашу армию. Любой офицер, вооруженный револьвером и имевший команду солдат, смешивал все распоряжения и весь план и, оскорбляя другого, расчищал себе путь к бегству.

Прошло довольно много времени… Доблестные корниловцы были уже далеко, и мы могли вынуть шпалы и пойти дальше. Мы стали на повороте и начали стрелять. С какого‑то судна пустили по большевикам несколько тяжелых снарядов из дальнобойных орудий. Кругом же не было никого из наших частей: все пути были свободны. Мы оставались одни, последние, без связи и без поддержки. В лесу, неподалеку от нас, скапливалась большевистская кавалерия. Мы открыли по ней стрельбу из пулеметов. Было ясно, что великое отступление к морю кончилось.

По путям шла только подрывная команда с двумя полковниками, взрывавшая последние пути. Мы посадили команду на площадку, а полковников взяли в свою кабинку. По путям шла вся в крови и израненная древняя старушка, бормоча что‑то несвязное; мы посадили ее в соседнюю кабинку. Ждать больше было нельзя.

— Едем. Медленный ход вперед, — скомандовал поручик Л. Уже мы въезжали в город. Скоро должен быть и вокзал, над которым виднелось громадное пламя пожара.

— Ну что же, простимся с пушками, — сказал поручик Л.

Мы вытащили стреляющие приспособления и кувалдами разбили и согнули все необходимые части.

— Бронепоезда «На Москву» больше нет.