Последние дни

Я обвожу зал глазами, пытаясь понять, что привлекает внимание Раффи. Клуб довольно уютен и не столь велик, как мне сперва казалось. Здесь полно народу; для такого шума и такой кипучей энергии подошло бы заведение покрупнее, а это скорее бар, чем современный клуб. Мой взгляд тотчас же привлекает группа, которая сидит в одной из кабинок так, будто это королевский престол, а они – избранные.

Так могут себя вести школьные красавчики в столовой, герои-футболисты на вечеринке, кинозвезды в клубе. В кабинке и вокруг нее расселось полдюжины ангелов. Они шутят и смеются, каждый одной рукой держит бокал, а другой обнимает гламурную девицу. Здесь полно женщин. Они либо трутся о мужчин, пытаясь привлечь их внимание, либо медленно расхаживают, словно на подиуме, глядя на ангелов голодными глазами.

Эти ангелы выше и здоровее остальных в клубе, и от них исходит некая опасность, несвойственная другим, вроде той, что отличает тигров в сафари-парке. Они напоминают мне тех, кого мы видели выходящими из клуба, – тех самых, от которых прятался Раффи.

У всех у них на поясе висит меч. Вероятно, так выглядели бы викинги, если их побрить и одеть в современное. Думаю, Раффи вполне бы туда вписался – я с легкостью могу представить, как он сидит вместе с ними в кабинке, пьет и смеется. Хотя… чтобы представить его смеющимся, требуется неслабое воображение, но я нисколько не сомневаюсь, что он способен и на это.

– Видишь того парня в белом костюме?

Раффи едва заметно кивает в сторону группы ангелов. Не заметить трудно. Парень не только в белом костюме. Его туфли, волосы и крылья так же белоснежны. Единственное, что имеет цвет, – его глаза. С этого расстояния я не могу определить, какого они цвета, но не сомневаюсь, что вблизи они шокировали бы меня, просто по контрасту со всем остальным.

Я никогда не видела альбиносов, но уверена, что даже среди них столь полное отсутствие цвета – явление достаточно редкое. У человеческой кожи просто не бывает такого оттенка. Хорошо, что он не человек.

Он стоит, прислонившись к стенке круглой кабинки, и кажется здесь не вполне уместным. Его смех начинается с полусекундной задержкой, словно он ждет какого-то сигнала от остальных. Он единственный, на ком не висят девицы – напротив, обходят его стороной. Он наблюдает за женщинами, но не протягивает ни к одной из них руку. В нем есть нечто такое, отчего и мне хочется держаться от него подальше.

– Нужно, чтобы ты подошла и привлекла его внимание, – шепчет Раффи.

Здорово! Так я и знала.

– Замани его в мужской туалет.

– Шутишь? Каким образом?

– Ты изобретательна. – Его взгляд блуждает по моему обтягивающему платью. – Что-нибудь придумаешь.

– Что случится в туалете, если я его туда затащу? – спрашиваю как можно тише.

Думаю, если бы я говорила достаточно громко и меня могли бы услышать другие, Раффи наверняка ответил бы подробно.

– Убедим его помочь нам, – мрачно говорит Раффи.

Похоже, он сам не верит, что это удастся.

– Что, если он откажется?

– Конец игры.

Вероятно, сейчас я выгляжу как та брюнетка, когда Раффи велел ей проваливать. Я смотрю на него достаточно долго – это шанс сказать, что он шутит. Но в его взгляде нет ни капли юмора.

Я киваю:

– Я заманю его в туалет. А ты делай что угодно, лишь бы он согласился.

Оттолкнувшись от стены, я выхожу из тени и держу цель на мушке.

30

Я не актриса и терпеть не могу врать. До соблазнительницы мне тоже далеко. Трудно практиковаться в искусстве соблазнения, если приходится постоянно возить сестру в инвалидной коляске. Не говоря уже о том, что обычные джинсы и мешковатый свитер не особо этому способствуют.

Я изо всех сил ищу способ привлечь внимание альбиноса, но в голову ничего не приходит.

Пытаясь что-нибудь придумать, я иду в обход зала.

С другого его конца в сторону воинов движется небольшая свита из женщин и охранников. Они следуют за ангелом, который почти столь же прекрасен, как и воины, но в его облике нет ничего угрожающего – светло-каштановые волосы, теплый взгляд, несколько великоватый для таких идеальных пропорций нос. Он излучает радушие и дружелюбие, словно прирожденный политик.

На нем серый костюм по моде двадцатых годов и начищенные до блеска туфли. Из жилетного кармана свисает до пояса золотая цепочка часов. Он то и дело останавливается, обмениваясь с другими ангелами несколькими словами приветствия. Голос у него столь же теплый, как и взгляд, столь же дружелюбный, как и улыбка. Все улыбаются ему в ответ – все, кроме двух женщин, идущих в шаге позади по обе стороны от него. Одетые в одинаковые серебристые платья до полу, они похожи на пару платиновых кубков. Это люди, но глаза их мертвы. Они оживляются лишь однажды, когда Политик бросает на них взгляд.

В их глазах вспыхивает ужас, который они тут же подавляют, словно достаточно лишь проявить робость, чтобы случилось нечто кошмарное. Я почти вижу, как дрожат мускулы женщин, когда они с трудом сдерживаются, чтобы не съежиться перед Политиком.

Эти женщины не просто его боятся. Они напуганы до полусмерти.