Последние дни

— Обо мне не беспокойтесь. Пожалуйста, обо мне не беспокойтесь.

— Не буду, если вам так приятнее. А если хотите знать, что я собираюсь делать, то я иду в армию.

— Надеюсь, в колониальную?

— Естественно.

— Примите мои поздравления.

Браббан протянул ему руку. Шейкхендз[94]. Вюльмар ушел.

— Мальчик будет неудачником, — произнес Браббан, оставшись один.

Он принялся описывать круги по кабинету, думая о своей честолюбивой цели и о любви, которая перевернула его старческую жизнь. Связавшись друг с другом, они оба пойдут ко дну из-за того, что у него нет воображения. Ах, если бы он взялся за дело раньше, возможно, его более молодой ум смог бы породить великие идеи; но теперь его мозг усох, как козий сыр. Браббана очень расстроило это сравнение. Он в отчаянии сел, как вдруг его осенило; он может покончить с собой. Но эта мысль тут же показалась ему отвратительной. На сем полувозникла машинистка и объявила: месье Бреннюир. Удивленный Браббан величественно отдал приказ ввести посетителя.

С радостным видом вошел месье Бреннюир и стал ненавязчиво изучать помещение.

— Прекрасный кабинет, — сказал он.

— Несколько маловат, — ответил Браббан. — Размах в делах все шире, надо и самому расширяться.

— У вас большой персонал?

— Только секретарь и машинистка. Мне хватает, поскольку я сам чрезвычайно много работаю.

Месье Бреннюир сделал удивленное лицо.

— У меня еще есть помещение на улице Нотр-Дам-де-Лоретт, — поспешил добавить Браббан, — для юридического отдела и бухгалтерии. Там у меня человек пятнадцать служащих.

— Немалое предприятие, — сказал месье Бреннюир.

— В общем, да, — отозвался Браббан, — но не такое большое, каким могло бы быть.

— Именно так я и думал, — пробормотал месье Бреннюир.

Мгновение он постоял в нерешительности, как кот на трех лапах. И поставил четвертую.

— Послушайте, дорогой Браббан, я сделаю вам предложение, принимать которое вы, разумеется, не обязаны. Мне бы очень хотелось, чтобы мой сын работал у вас, когда вернется из армии. И в виде гарантии я охотно вложил бы некоторый капитал в ваше дело.

— Буду счастлив видеть вашего сына среди моих сотрудников.

— Я бы хотел, чтобы вы взяли его не как сотрудника, а как компаньона. Спешу добавить, мой дорогой Браббан, что в качестве гарантии готов вложить в дело пятьдесят тысяч франков. И вот еще третья часть моего предложения: мне было бы исключительно приятно доверить вам управление кое-какой недвижимостью, которой я владею в Париже.

Браббан поклонился.

— Вас устраивает это предложение?

— Дорогой мой Бреннюир, кто же будет спорить с другом? По рукам. Кстати, одобряю ваше вложение капиталов, поскольку это принесет 40 % минимум.

— Помнится, когда-то вы говорили мне о 25 %.

— А Германия, мой дорогой Бреннюир? Как же Германия? Благодаря падению марки мы будем покупать дом за домом и скупим, так сказать, всю Германию, а когда марка вернется к своей обычной стоимости, доверенные нам капиталы принесут уже не 40 %, а 60, 80, а то, глядишь, и больше. Но для этого нам нужны широкие финансовые возможности, и тогда бывшая фирма Мартена-Мартена превратится в «Международную региональную ассоциацию капиталовладельцев» с денежным фондом в десять миллионов. Десять миллионов — это, естественно, для начала. Главной задачей М.Р.А.К.[95] будет то, что я вам сейчас вкратце изложил. Акции будут идти по 100 франков. Естественно, положение вашего сына будет таким же, каким было бы в конторе Мартена-Мартена. Прошу вас, дорогой Бреннюир, не благодарите. Я счастлив оказать вам услугу. Кстати, если у вас есть друзья, желающие вложить капитал в наше дело, я приложу все усилия, чтобы удовлетворить это желание. Я говорю «приложу все усилия», потому что подписка на десять миллионов скоро завершится, и прирост капитала хоть и произойдет не сразу, но принесет прибыль первым акционерам. Подумайте о невероятных барышах, которые мы получим, учитывая, что марка все-таки не может падать вечно. Нет, прошу вас, дорогой Бреннюир, не настаивайте, ни к чему меня благодарить. Я бесконечно счастлив, что могу оказать вам услугу. А теперь, если позволите, мы поговорим о другом. Ну-ка, который у нас час? Пять. Не выпить ли нам по стаканчику на Бульварах, что скажете?

— Охотно, — сказал месье Бреннюир. — И…

— И еще два слова о М.Р.А.К. Все-таки еще два слова. Я хотел вас спросить, когда вы могли бы внести деньги?

— Когда вам угодно. В течение недели.

— Превосходно, — сказал Браббан. — Что ж, пойдем к Пуссе, выпьем чего-нибудь. Ах, эти Бульвары, обожаю их!

— Рад буду с вами поболтать, ведь вас теперь не часто встретишь в нашем старом Латинском квартале.

— Что поделать, вы даже не представляете, насколько я об этом жалею. А как поживает мой старый друг Толю?

— Плохо.

— Да ну? Болеет?

— Он как огурчик, но у него все время мрачные мысли. Это становится очень неприятным.

— Понимаю, — сказал Браббан.