Последние дни Атлантиды

— Ты прав, Гродж уже не единожды пытался заручиться моей поддержкой, — согласился с Синаперибом Хронос. — Да только я, царь Атлантиды, не позволю никому из атлантов ходить в военные походы, проливать кровь, лишать людей их жизни. Наш народ во все времена был мудр и благоразумен, никогда блеск камней и металлов не застил ему глаза. О, мудрые Боги, кажется, что даже и свет помутился на нашей земле! Нет больше покоя в сей великой стране, нет благоразумия в моем народе! Как бы ни было горько признать, но прав, прав Верховный жрец, семя истины сокрыто в его пророчестве: неспроста, ох неспроста, грозная опасность нависла над нами. Знать, и вправду, приходит время умереть моей стране, такой еще процветающей и могущественной, но уже подточенной изнутри, надломленной людскими пороками и зреющими распрями.

Долго беседовали Хронос и Синапериб, но разговор их был подобен медленно несущей свои воды равнинной реке, как и она, не встречая на своем пути запруд и меняющих бег вод каналов, течет к необозримой человеческим глазом, почти призрачной цели, так и беседа эта не могла привести их встревоженные мысли к ясному пределу, способному озарить вспышкой неоспоримой истины их сознание. Наверное, ни одно существо, живущее на бренной земле, было не в состоянии дать ответ на мучающие их вопросы, ибо ни одно из существ не наделено мудрыми Богами способностью зреть перспективу и причины происходящих событий, не дано и не разрешено им своим сознанием, ограниченным лишь земными пределами, даже и туманно представить себе смысл и великое значение предначертанных событий.

Поздним вечером возвращался Хронос в Аталлу, так и не рассеяв своей всепоглощающей тревоги: даже и встреча с дорогим его сердцу другом не принесла ни хотя бы легкого облегчения, ни умиротворения, утраченного им, судя по всему, навсегда.

После дальней дороги, пролегавшей по морю, царь чувствовал себя усталым. Он из-за тяжелых дум уже почти отвык спать по ночам, и теперь, после утомительных перемещений и долгих бесед, впервые за многие месяцы ощущал желание немедленно, не отвлекаясь на какие бы то ни было дела, расслабить утомленное тело в мягкой постели и погрузиться в сон.

Но не успел Хронос ступить в коллонадную галерею, уже погрузившуюся в легкие сумерки, как ему доложили неприятное известие о том, что его вот уже почти весь день ждет архонт Гродж. При мысли о необходимости общения с воинственным архонтом теперь, когда он так устал, царь невольно поморщился, но не принять Гроджа, к сожалению, он не мог, тот прождал его весь день, и, значит, не увидевшись с царем, не покинет столицы. Хронос велел слуге передать, чтобы архонта пригласили в приемный зал, — величественное, немного сумрачное сооружение, сплошь покрытое старинными росписями, — здесь обычно Хронос принимал собиравшихся вместе архонтов, а также посланцев из других земель, прибывших в Атлантиду по разным государственным надобностям. В этот зал Хронос никогда не приглашал тех людей, с которыми он вел дружеские беседы, так повелось издавна, еще до него заведенным порядком, что в сих сумеречных, немного унылых стенах, проводились лишь официальные приемы.

Хронос полагал, что между ним и Гроджем вряд ли может произойти дружеский, располагающий к откровенности и сердечности, разговор. Не любил царь архонта, не любил он в нем напористости, с которой Гродж неизменно подступал даже к царю, чтобы добиться его расположения и поддержки, не любил его гордости, небрежно бросаемых на окружающих его людей надменных взглядов. Отношения царя с архонтом стали еще более натянутыми после того, как тот едва ли не открыто стал заявлял о своем намерении воевать, для чего Гродж даже принялся обучать своих людей военному искусству. Хронос не единожды, иногда и в резких выражениях, указывал архонту на несовместимость его взглядов и государственных. В будущем, если архонт не оставит своих опасных затей, царь был намерен лишить его чести зваться архонтом и выполнять сии почетные обязанности.

Когда Хронос вошел в зал, архонт уже ждал его. Увидев царя, он склонился перед ним в почтительном поклоне. Царь, положив руку на сердце, приветствовал архонта. В зале сомкнутыми в кольцо стояло несколько кресел с высокими спинками и изогнутыми, витыми ручками. Хронос жестом пригласил Гроджа присесть. Они расположились лицом к лицу в противоположных сторонах круга. Разговор начался издалека, обсудили виды на урожай, второй в нынешнем году, немного поговорили о делах торговых, но к сути беседы, ради которой, как чувствовал Хронос, прибыл и терпеливо ждал его весь день архонт так и не подошли.

Наконец, после длительных словесных пасов, архонт решился заговорить о том, ради чего он и приехал: о своем желании связать собственное будущее с будущим дочери царя. Он не знал, как отзовется на его предложение царь, и потому начал издалека.