Последние дни Атлантиды

— Ирония? Отнюдь! — Синапериб опустился на ложе, покрытое приятным на ощупь, мягким бархатом, и, как радушный и внимательный хозяин, пригласил Хроноса последовать своему примеру. Они без церемоний оставили сандалии на полу, и, блаженно вытянув уставшие и немного отекшие в жару ноги, расположились свободно и легко.

С облегчением вдыхая прохладу помещения, надежно защищенного от нестерпимого летнего зноя, они пили ароматное вино и вели неторопливый разговор. Сколько раз бывало такое! Время в приятной беседе течет незаметно, то и дело раздается смех, блюда на столе незаметно сменяются новыми, а они, встретившись словно после долгой разлуки, все говорят и говорят. Правда, сегодня разговор большей частью касался серьезных, государственных тем, Хронос и Синапериб, оба сосредоточенные и углубленные в печальные свои думы, негромко обсуждали дела насущные, не оставившие им поводов для веселья, так что смех, этот обычный и приятный спутник их бесед, редко всплескивался над пиршеством.

По своему обыкновению, царь Атлантиды прибыл к архонту Туле поговорить с ним о разном: политике, искусствах, видах на урожай, но последние события лишали желанную встречу с другом обычного оживления и радостных впечатлений, тоскливые мотивы в душе не умолкали, они звучали беспрестанно, куда бы ни поехать царю и с кем бы ни говорить. Вот и сегодня, намереваясь забыть о тревогах в приятной беседе с Синаперибом, он так и не смог отстраниться от печали, поселившейся в его сердце.

— Как живется нашему царю? — спросил Синапериб, с тревогой вглядываясь в усталое лицо Хроноса.

Архонту не нравился внешний вид царя: за время, прошедшее с последней их встречи, Хронос изменился: черты лица, обычно спокойные и умиротворенные, как будто лишившись жизненной силы, тревожно обострились, глаза, всегда смотревшие на мир прямо и открыто, были отрешенными, казалось, их взор обращен теперь куда-то в глубины души, туда, где таится ответ на терзающие царя вопросы.

— Нет больше покоя моей душе, — признался Хронос. — Мне иногда кажется, что все краски мира, такого доселе яркого и радостного, вдруг померкли, все теперь для меня будто затянуто пеленой, тусклое и безрадостное. Силы покидают меня. Я беспрестанно размышляю о том, когда же быть беде, и потому нет желания думать о насущных делах.

Синапериб, внимательно слушающий Хроноса, в задумчивости опустил кубок с вином, прозрачная жидкость редкими каплями пролилась на красный шелк бархата.

— А делам необходимо твое мудрое и верное решение, — промолвил Синапериб, ведь жизнь, несмотря на суровое пророчество, все-таки продолжается. Люди возделывают землю, создают прекрасные мелодии, скульптуры и картины, наблюдают за звездами, строят замысловатые дворцы и храмы, влюбляются, рожают детей, одним словом, время идет своим чередом, и ему нужны наши заботы о нем. В сей миг, пожалуй, самым важным, по моему мнению, можно считать вопрос передела земель. И до Туле дошла смута, доселе зревшая в столице и других землях Атлантиды.

— И до Туле, — горестно покачал головой Хронос.

— Да, и у нас теперь говорят об этом земледельцы, и у нас недовольны земельными наделами.

— Но почему? Можешь ты мне объяснить, откуда взялось это недовольство, где истоки его?

— Я разумею, что дело здесь в том, что в благодатной Атлантиде возрастает число жителей. Но возрастает оно не повсюду одинаково. Малочисленные и многочисленные семьи соседствуют друг с другом, и те, чей род велик числом, видят благополучие своих соседей, в то время, как сами они уже не могут быть зажиточными, ведь урожай приходится делить на многие доли. Полагаю, наступают тяжелые, безрадостные времена.

— Почему? — горестно воскликнул Хронос. — Откуда взяться тоске и отчаянию на этой цветущей земле? Разве земля наша не так щедра, как и раньше, разве солнце больше не посылает нам свое тепло и свет? Зачем же гневить пустым недовольством и ропотом мудрых Сынов Небес, доселе столь благосклонных к Атлантиде и ее жителям?

— Одни времена сменяют другие, вместе с временем меняются люди. Если раньше вполне хватало простого хлеба насущного, то теперь этого им уже мало, теперь нужно настоящее богатство, много благородных металлов и камней, походы за море, торговля там, а то и война с другими народами. Неспроста же архонт Гродж муштрует своих подданных, обучает их воинским наукам. Он ни от кого, даже от самого царя, не таит своих стремлений воевать и властвовать над побежденными.