Читаем Последние дни Гитлера. Тайна гибели вождя Третьего рейха. 1945 полностью

Это все, что нам известно об уничтожении останков Гитлера и Евы Браун. Одной из секретарш Линге позднее сказал, что, как и распорядился Гитлер, его тело жгли до тех пор, пока от него «ничего не осталось». Но возможность такого полного сгорания в высшей степени сомнительна. Медленно сгоревшие в песке 180 литров бензина могли обуглить тело и испарить из тканей всю влагу, оставив лишь неузнаваемо изуродованный остов. Но на таком костре невозможно сжечь кости. Но кости так и не были найдены. Возможно, их разбили и смешали с другими телами – телами солдат, убитых при обороне имперской канцелярии, и телом Фегеляйна, тоже закопанным в саду. Русские перекопали сад и обнаружили там множество таких тел. Возможно, если верить словам, приписываемым Гюнше, пепел был собран в шкатулку и вывезен из имперской канцелярии. Но, вероятно, не требуются никакие изощренные объяснения. Возможно, что проведенное расследование было попросту небрежным. Следователи, которые в течение пяти месяцев не видели лежавший на виду служебный дневник Гитлера, могли тем более пропустить преднамеренно спрятанные улики. Но каковы бы ни были объяснения, Гитлер добился своего: как Аларих, погребенный на дне Бусенто, современный истребитель человечества тоже никогда не будет найден.

В то время как часовые и караульные созерцали горящие в саду имперской канцелярии тела, высокопоставленные обитатели бункера занимались более прозаическими делами. Предав тела огню и отдав им последние почести, они вернулись в безопасный подвал, чтобы обдумать будущее. Снова, как после прощания Гитлера, возникло такое впечатление, что в бункере рассеялось мрачное, гнетущее облако. Кошмар идеологического подавления исчез, и, хотя перспективы были более чем сомнительными, тем не менее все были свободны решать эти проблемы по-деловому. Казалось, с этого момента никого уже не заботило прошлое, а тем более тлевшие во дворе канцелярии трупы. Этот эпизод остался в прошлом, и теперь, в течение короткого времени, еще отведенного обитателям бункера, им надо было решить свои собственные проблемы. Да, как заметил меланхолично настроенный полицейский, это было печальное зрелище: всем было наплевать на труп фюрера.

Первое свидетельство изменившейся атмосферы в бункере заметили секретарши, которые не присутствовали при церемонии, но теперь вернулись в свои помещения. Линге и Гюнше рассказали им подробности произошедшего, но не из этих рассказов женщинам стало ясно, что Гитлер мертв. Все находившиеся в бункере курили. При жизни фюрера курение в бункере было категорически запрещено. Но теперь строгий учитель ушел, и мальчики могли безнаказанно шалить и нарушать все правила. Под успокаивающим воздействием никотина, отсутствие которого, вероятно, еще больше усиливало нервозность последней недели, люди смогли наконец серьезно заняться решением административных проблем, оставленных им в наследство Гитлером.

Во-первых, проблема преемственности. Со смертью Гитлера центр власти автоматически переместился из бункера в далекую ставку нового фюрера в Шлезвиг-Гольштейне. Борману было смертельно тяжело осознавать, что после стольких лет неограниченной власти, когда он отдавал приказы от имени Гитлера, он лишится всех своих привилегий, если Дёниц не утвердит его на посту заместителя по партии в новом правительстве. С другой стороны, было в высшей степени маловероятно, что копия гитлеровского завещания уже находится у Дёница, который, следовательно, до сих пор не знает не только о смерти Гитлера, но и о своем назначении его преемником. Понятно, что прямой обязанностью Бормана было проинформировать нового фюрера об этих фактах телеграммой. Интересно отметить двусмысленный способ, каким это было сделано.

Сразу после смерти Гитлера Борман отправил Дёницу следующую телеграмму:

«Гроссадмиралу Дёницу. Вместо бывшего рейхсмаршала Геринга фюрер назначает Вас, господин гроссадмирал, своим преемником. Письменное подтверждение Ваших полномочий Вам отправлено. Вам надлежит принять все меры, какие Вы сочтете необходимыми. Борман».

В телеграмме не был упомянут тот важный факт, что Гитлер был к тому моменту уже мертв. Представляется, что Борман хотел – пусть и ненадолго – продлить свою власть, которую он так любил, но которой, по закону, уже не обладал.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное