Последние дни наших отцов

Они подождали еще. Ноги у них совсем затекли, но они держались – во имя Пэла и Фарона, которых сдал подлый изменник Робер. Спустились сумерки; время ужина давно прошло, но из кухни еще доносились вкусные запахи. К мастерской подъехал грузовик.

– Он, – шепнул Клод.

Из машины вышел человек. Робер был невысокий, приятной наружности, крепкий, сухощавый – лет сорока, не больше. Весело насвистывая, он опустил закатанные рукава, разгладил руками мятую ткань. Едва он переступил порог дома, как из темноты вынырнули две тени и с силой втолкнули его внутрь. Не успел он опомниться, как уже лежал на полу. Повернув голову, он увидел в дверном проеме Клода, агента из маки, и еще какого-то юношу, широкоплечего, в военной форме.

– Клод? Что происходит? – с испугом спросил Робер.

– Ты что натворил, Робер? Пора объясниться! – рявкнул Клод.

– Да ты о чем?

Кей ударил его ногой в живот, Робер застонал от боли. Выбежала жена с обоими детьми.

– Вы кто такие? – испуганно вскрикнула она со слезами в голосе.

Вид у незваных гостей был мрачный.

– Уйдите, мадам, – грозно произнес Кей.

– Сами уходите! Чтоб вам пусто было!

Кей заломил ей руку:

– Выметайтесь, иначе вами займутся парни из “Внутренних сил”!

Женщина вывела перепуганных детей из дома. Выходя, им пришлось перешагнуть через распростертого на полу отца, дрожащего от ужаса. Клод захлопнул дверь, лицо его исказилось ненавистью, и он со страшной силой ударил Робера ногой в спину – тот закричал.

– Ты почему это сделал? – спросил Клод. – Силы небесные, почему?

– Потому что так было надо! – крикнул Робер. – Из-за войны!

– Потому что так было надо? – кюре не верил своим ушам.

Клод осыпал его градом ударов, его охватила ярость: люди, которые убили людей, – уже не люди. Сердце его разрывалось от ненависти. Кей тоже стал бить мужчину – тот корчился, пытаясь защититься.

– Простите! – кричал он. – Я прошу прощения!

Они лупили изо всех сил.

– Прощения? Прощения? – крикнул Кей. – Когда до такого докатился, прощения не просят!

Кей приподнял его, порвав рубашку, и ударил в живот. Тот согнулся пополам, и Кей велел Клоду его держать. Клод держал крепко. Кей стал бить его кулаком по лицу: сломал нос, выбил зубы. С пальцев Кея капала кровь. Робер кричал, умолял их прекратить.

– Грязный коллаборационист! Ты хуже пса! – орал Клод ему в ухо, не давая увернуться от Кея, крушившего его скулы.

Решив, что Робер свое получил, они выволокли искалеченное тело из дома и швырнули на землю, в пыль. Клод нашел палку и еще поколотил его. Потом они сходили в мастерскую за канистрой и, вернувшись, облили бензином пол и занавески. Клод своей зажигалкой поджег дом.

Они быстро вышли наружу и смотрели, как в темноте медленно разгорается пожар.

– За что? – простонал изуродованный, плавающий в крови Робер. – Клод, за что ты меня так?

Клода потрясло, что жертва назвала его по имени. Нет, он сейчас не Клод, не милый кюре. Он мститель за Пэла. Он делал так, чтобы это не повторилось никогда. Никогда.

– Это цветочки, Робер. Тебя будет судить Франция. Из-за тебя погибли двое великих солдат.

– Из-за того, что я украл пару кусачек и консервные банки?

– Заткнись! – взвыл Кей. – Ты выдал Пэла! Признавайся! Признавайся!

Не помня себя от гнева, он приставил дуло револьвера к щеке Робера.

– Признавайся!

– Пэла? Того агента, что я отвозил в Ниццу? Но я никого не предавал. Я тут ни при чем, – клялся страдалец. – На черном рынке торговал, это да. И все.

Молчание. Говорить Роберу было больно, но он продолжал:

– Да, я украл консервы, хотел продать на черном рынке. Выручить чуть-чуть деньжат, накормить мальчишек. Мальчишки так хотели есть. Маки-то с голоду не подыхали, иначе я бы не взял. И инструменты для гаража. Инструментами все равно никто не пользовался, да и запасные были. Да, это плохо, но зачем со мной так? Зачем поджигать мой дом из-за пары банок?

Молчание.

– Я служил своей стране, боролся с немцами. Боролся вместе с тобой, Клод. Рядом с тобой. Мы доверяли друг другу. Помнишь, как мы взрывали паровозное депо?

Клод не ответил.

– Помнишь? Я отвез вас на грузовике. Помогал вам закладывать взрывчатку. Помнишь? Пришлось ползать под паровозами, а это нелегко, совсем нелегко. Паровозы низкие, а я довольно плотный, думал, там и застряну. Помнишь? Мы потом смеялись. Смеялись.

Молчание.

– Я вам заплачу за еду, я дам вам денег, верну инструменты и еще новых прикуплю. Но зачем вы так со мной… Вы пришли освободить Францию, рисковали жизнью… И все ради того, чтобы спалить дом человека, укравшего консервные банки. Все ради этого? Вот, значит, какие идеалы привели вас сюда? Да боже мой, я честный француз! Хороший отец и хороший гражданин.

Робер умолк. Выбился из сил. Ему было больно, так больно, что хотелось умереть. А дом полыхал. Он любил свой дом. Где им теперь жить?

Молчание длилось долго. Треск огня заглушил все ночные звуки. Кей спрятал револьвер. Он взглянул в окно соседнего дома, где укрылись перепуганные жена и дети Робера, и встретился взглядом с ребенком – тот смотрел на отца, избитого и униженного у него на глазах.