Последние дни наших отцов

– Я же сказал, британская армия. Можете работать дальше.

– У меня перерыв.

Дофф вздохнул.

Она с любопытством разглядывала его и в конце концов спросила:

– Вы английский агент? Как Поль-Эмиль?

Лицо у Доффа внезапно потемнело:

– Вы о чем? – грубо спросил он.

– Ой, я не хочу проблем! Просто интересно, из той же вы службы, что и малыш Поль-Эмиль… Ну и все…

Дофф был в ужасе: откуда консьержка знает о связи Пэла со спецслужбами? Та пошла было к себе в каморку, но он встал:

– Погодите! Что вам известно о Поле-Эмиле?

– Знаю только то, что должна знать. Может, и получше вашего… Он тут всегда жил, с родителями. Когда мать умерла, я даже за ним присматривала. Папаша, небось, и забыл, перестал мне подарки делать на Рождество. Бедняга, совсем у него мозги набекрень… Вы, поди, скажете, после того, что с сыном случилось, это и нормально.

Дофф нахмурился. Откуда эта перечница знает про Пэла, если даже отец явно не в курсе?

– А что случилось с Полем-Эмилем?

– Ну, вы-то небось знаете, коли тут сидите. Так вы агент вроде него или нет?

– Кто вам об этом сказал? – настаивал Дофф.

– Ну, немец сказал. Когда Пэла тут схватили, в этом самом коридоре. Немец и говорит Полю-Эмилю: “Я знаю, что вы британский агент”. Вы, стало быть, говорите, что вы из армии ростбифов, вот я и подумала спросить, знаете ли Поля-Эмиля. Вот и все.

В голове у Доффа теснились сотни вопросов: значит, консьержка видела Пэла прямо здесь? С каким-то немцем? Значит, Пэл приезжал в Париж к отцу… Но зачем? На секунду у Доффа мелькнула мысль сходить за Станисласом, но он передумал. Предложил консьержке зайти к ней в каморку и спокойно поговорить. Та была в восторге: наконец кто-то проявил к ней интерес, да еще и солдат такой красивый!

Дофф уселся, консьержка суетилась, предложила ему настоящего кофе, который хранила для особых случаев. Какой красивый военный – обаятельный, голос такой глубокий, к тому же лейтенант армии Ее Величества, это вам не фунт изюму! Она была гораздо старше него, годилась ему в матери, но мало ли молодых людей, которым нравятся зрелые женщины? Она ненадолго заперлась в ванной.

* * *

– Как хорошо все англичане говорят по-французски, с ума сойти… – сказал отец.

Его уже раньше потрясла чистая речь Вернера.

Станислас не понял, ему это ни о чем не говорило. Они по-прежнему ели и молчали. Горячее, потом десерт.

Отец заговорил только под конец обеда:

– Так скажите же мне… Зачем вы пришли?

– Поговорить о вашем сыне. У меня плохие новости, месье.

– Он погиб, да? – внезапно спросил отец.

– Да.

Отец подозревал это с первой минуты, когда их увидел. А может, и с самого начала. Два отца смотрели друг на друга. Их сын умер.

– Мне очень жаль, месье, – прошептал Станислас.

Отец сидел с бесстрастным лицом. День, которого он так страшился, настал: сын погиб, он больше не вернется. Ни слезинки не текло по щекам старика, крик не вырвался из его груди. Пока еще нет.

– Как это случилось?

– Война. Все эта проклятая война.

У отца кружилась голова.

– Расскажите про сына, офицер. Расскажите мне про сына, я так давно его не видел, боюсь, я все забыл.

– Ваш сын был храбрый.

– Да, храбрый!

– Он был великий солдат. И верный друг.

– Верный, да, всегда!

– Мы звали его Пэл.

– Пэл… Красиво!

Тиски невыносимого горя мало-помалу сжимали тело отца. Он с трудом дышал, мир вокруг него как будто постепенно цепенел. Длинная дорожка слез потекла по его лицу. Жемчужины муки.

– Рассказывайте, офицер! Говорите! Говорите!

И Станислас рассказал все. Он говорил об их учебе, об Уонборо, о Локейлорте, Рингвэе, Бьюли. Говорил о группе, о шалостях Толстяка, о мужестве, с которым они преодолевали трудности. Рассказал о всех трех годах, что они провели вместе.

– Там была и его невеста, Лора? – вдруг спросил отец.

Станислас осекся на полуслове:

– Откуда вы знаете про Лору?

– Поль-Эмиль говорил о ней.

Старый летчик вытаращил глаза:

– Как он мог вам о ней говорить?

– Рассказывал, когда приезжал сюда.

Станислас не мог опомниться:

– Он приезжал сюда? Но когда же?

– В прошлом году, в октябре.

– Сюда? В Париж? – задохнулся офицер.

– Да-да. Такое было счастье его повидать! Это был прекрасный день. Самый прекрасный. Он хотел, чтобы мы вместе уехали. В Женеву. Но я с ним не поехал. Хотел немного подождать. По крайней мере до завтра. Мы условились, что он придет еще, но он так и не пришел.

Станислас бессильно откинулся на спинку стула. Что Пэл натворил? Приехал повидаться с отцом? Приехал в Париж повидаться с отцом? Поставил под угрозу безопасность товарищей, чтобы повидаться с отцом? Но почему? Господи, почему?

По лицу отца текли слезы, но голос не срывался:

– Знаете, я не волновался. Не очень. Ведь он присылал открытки.

– Открытки?

Отец грустно улыбнулся:

– Да, почтовые открытки. Ах, какие открытки! Он выбирал самые красивые.

Он поднялся, пошел к камину и разложил их на столе перед Станисласом.

– Когда он сказал, что уезжает, это было… – он секунду подумал, – в сентябре 41-го, я просил мне писать. Чтобы мне было не так страшно за него. И он сдержал обещание. Вы сказали, верный? Он такой и был. Верный.