Последние дни Нового Парижа

А вот дворец Гарнье, чьи лестницы – кости динозавров. Он прищуривается. Ле-Шабане, чьи стены растворились, и мерцающий свет льется сквозь смолу, затвердевшую вокруг подвешенных в воздухе женщин и мужчин, роскоши развевающихся тканей и позолоченных финтифлюшек внутри. Марионетка из растительных волокон и цветов, чье лицо отдаленно напоминает человеческое, прорастает сквозь бульвар Эдгара Кинэ. Тибо хмурится при виде руки и лежащего поверх останков белой статуи разбитого человеческого лица футов шести-семи высотой, на котором еще можно разглядеть суровое выражение. Столбы каменной пыли.

Потом в кадре мелькает чей-то серый бок. Изгиб поверхности размером с дом. Тибо моргает и говорит:

– Это же Целебес.

Сэм отнимает у него пленку.

– Хватит.

– Но это он. Ты видела Целебеса!

Самый знаменитый маниф Парижа, слон Целебес. Похожий на серую кастрюлю размером со склад, несущий на спине паланкин из геометрических фигур, покачивающий украшенным бычьими рогами хоботом, похожим на небольшой поезд.

– Не знаю, – отвечает она. – Я видела… что-то. Оно было очень проворным. Я сфотографировала его и удрала. Это длилось всего мгновение.

– Так ты здесь, чтобы… фотографировать? – наконец-то произносит Тибо, и кажется, что он насмехается. Как будто сам только что не глазел на негативы. Он бросает тоскливый взгляд на пленку в ее руках. – И эти фотографии потом попадут в книгу?

Солнце над Парижем – не кольцо с пустой серединой, черное, излучающее мрачный свет. Не окруженный лучами расплывчатый оттиск огромной монеты на небе из смятой бумаги. Сегодня оно выглядит обычным.

Тибо и Сэм торят путь через пятнадцатый арондисман. Сэм говорит, что никогда не бывала на этих улицах, но идет уверенно, сверяясь с книгами. При звуках стрельбы, отсветах демонического пламени или причудливом стуке манифовых копыт они прячутся. Они проходят через сходящиеся железнодорожные пути. Тибо, сам не понимая причины, позволяет ей вести.

Где-то внизу раздаются звуки. В тени под мостом висит черный дым и обесцвечивает землю. Сэм пристально смотрит. Тибо наблюдает за тем, как дым движется. Облако смещается против ветра. Принимает разные формы.

Из облака то и дело выглядывают дымные твари, фюмажи[17]. Они беззвучно препираются над трупом мужчины: срывают с него одежду, пачкают сажей и поднимают над землей, вырывая друг у друга.

Потом замирают. Бросают мертвеца. Медленно поднимают дымные головы, глядят на Тибо и Сэм. Он видит на безглазых лицах манифов неуверенность. Видит, как они ее преодолевают, как что-то меняется, и больше тварей ничто не удерживает.

– Бежим, – говорит он.

Сэм возится с камерой на бегу. Тибо пытается протестовать, пытается заставить ее бежать быстрее, тянется к камере, но фотограф бьет его по руке с поразительной силой. Когда они вваливаются в четырнадцатый арондисман, в воздухе что-то меняется. Сэм теперь позади, и когда Тибо оборачивается, он видит, что она упала на колени от внезапного ветра. Одной рукой она держит камеру, другой – держится за землю.

Фюмажи поднялись. Они на мосту. Тибо смотрит на них, и его пульс ускоряется. Они движутся, то сливаясь, то распадаясь, словно клубящийся сгусток грязных пятен. Они тянутся к Сэм, они ее достанут.

Прежде чем Тибо успевает сделать шаг в их сторону, чтобы попытаться их опять отпугнуть, ветер усиливается. Шквал несется прямо на фюмажей, и они, невзирая на все усилия, начинают распадаться. Сгуститься не получается. Они пытаются задержаться, но ветер дует, не ослабевая, и существа растворяются в воздухе, разделяясь на клочья, и их дымные лица, разинувшие рот в беззвучном крике, уносит прочь.

Тибо закрывает ладонью глаза, пока ветер не стихает. В конце концов он поворачивается к Сэм и видит ее ничего не выражающее лицо.

– Удалось заснять?

Она смотрит непонимающе, и он указывает на камеру. Сэм все еще держит ее перед собой.

– А-а. Наверное.

На улице Верцингеторига пахнет смолой. Сэм ведет Тибо к черной двери.

Тибо использует силу, которую дает ему пижама, чтобы разломать останки машины. Она настолько проржавела, что металл почти не издает звуков. Тибо складывает куски сзади. Сэм устанавливает штатив и камеру, наводит ее на дверь дома 54 по рю дю Шато. Грязные серые занавески закрывают окна.

– Итак, – говорит Тибо. – Что здесь?

– У меня уже есть достаточно много манифов, – говорит Сэм. – Лошадиная голова. Каменная женщина, которую ты видел. Я была в Трокадеро. – Снесенный мюзик-холл восстановился на следующий день после С-взрыва. Там есть львы. Сэм описывает дальнейшее с растущим возбуждением. – Но мне нужно столько, сколько я сумею заснять. Все нужны! Если я права, сегодня ночью здесь появится на свет кое-что весьма необычное.

– Откуда ты это знаешь?

Она указывает на свои книги.

– Я читаю между строк.