Последние дни. Павшие кони

Он оттолкнулся и двинулся дальше по коридору, дыхание вырывалось толчками, плечо пульсировало. В глаз снова как будто вонзили нож, острый и длинный. Все стало происходить рывками. Вдруг он оказался куда дальше по коридору, чем думал, и увидел в его конце дверь, а потом, не открывая ее, очутился на другой стороне. Вокруг мелькали какие-то лица – застывшие и статичные, словно вырезанные профили, всё искажали какие-то странные гримасы, они быстро появлялись и исчезали. Еще один коридор, пологий пандус вниз, потом узкая лестница, по которой Кляйн не столько шел, сколько скатывался. Когда добрался до подножия, то лишь каким-то чудом все еще был на ногах. Очередной коридор, теперь едва освещенный, череда сломанных коек вдоль стены, за ней – ряд закрытых синих баков. Затем двойная распашная дверь. Когда события вновь стали последовательными, Кляйн стоял, привалившись к забору, и глядел на решетку канализации под ногами в каком-то гараже для разгрузки. «И что теперь?» – спросил он себя. Вокруг было пусто, никакого транспорта. Если пойти вдоль забора в одну сторону, его ждала новая лестница вниз. По ней он мог спуститься, а потом подняться по наклонной подъездной дороге, ведущей к больнице. Она казалась не очень крутой, но Кляйн сомневался, что справится с ней. В другом направлении забор кончался перед зеленым мусорным контейнером. Между ним и стеной виднелась щель. Наверное, в нее можно было протиснуться.

Кляйн все еще решал, что делать, когда понял, что на дороге показались две фигуры, которые быстро приближались к нему, с каждым шагом тени за их спиной сокращались.

Он отвернулся и поплелся к контейнеру. Теперь слышалось слабое эхо их шагов. «Меня заметили», – подумал он, но все равно двигался вперед – как будто все медленнее и медленнее. Вблизи он видел щель лучше, но по-прежнему не понимал, поместится в нее или нет.

И когда добрался, выяснил, что нет.

Он протиснулся, насколько мог, и затаился. Здесь было темнее, но не так темно, чтобы скрыть его полностью. Его наверняка заметили. «А может, – говорил он себе, – они меня не ищут».

Они поднялись по ступенькам гаража и направились прямо к нему.

– Вы Кляйн, – сказал один из них, брюнет. У него не было глаза и большинства пальцев на руке. Другую заменял огнестрельный протез. Ухо тоже отсутствовало. Второй, блондин, слегка отставал, ему вроде бы ампутировали только ладонь – правую. В левой он держал пистолет.

Кляйн кивнул. Казалось, внутри его черепа один сплошной синяк.

– Что вы сделали с Млинко? – спросил брюнет.

– В смысле, конкретно?

– В смысле, где она?

– Нигде, – ответил Кляйн. – Она мертва.

Человек поднял руку-пистолет, навел его на голову Кляйна:

– Полагаю, вы знаете, что мы пришли убить вас.

– Не сказать, чтобы вы меня удивили.

– Последние слова? – спросил блондин, тоже поднимая оружие.

– Не знаю, – ответил Кляйн.

– Не знаете? – брюнет удивился.

Блондин, неожиданно понял Кляйн, сделал шаг назад и теперь стоял за напарником. Он уже не целился в Кляйна: казалось, его пистолет медленно плывет в сторону. Еще миг – и дуло уже уставилось в затылок брюнета, скрывшись из виду.

– Да, – быстро сказал Кляйн. – Мне есть что сказать.

– И что же? – спросил брюнет.

Кляйн открыл рот, но промолчал, просто переводил взгляд с одного на другого и ждал, что будет дальше.

– Слишком поздно, – сказал брюнет. – Время умирать.

А потом блондин выстрелил ему в голову. Мужчина упал, хрипя и пуская пену, пока блондин не прижал ствол пистолета к его уху и не выстрелил еще раз.

Потом пнул тело и убрал пистолет.

– Не оливковую ветвь он принес, но меч. Меч разящий, – сказал он, с улыбкой подошел к Кляйну и протянул ему руку: – Мистер Кляйн! Как я рад наконец с вами познакомиться.

Часть вторая

Он слышал впереди шум машин, где-то вдали, – а может, только казалось, что это машины. Может, это всего лишь ветер. Было трудно сказать, что он слышал, а что только надеялся услышать. Он похромал навстречу звуку.

Короткий подъем, спуск, потом опять подъем. Что-то словно царапало изнанку черепа. Он вышел из кустов и спустился в низину, остановился в чахлой тополиной рощице, росшей вдоль пересохшего русла реки. За ней не было никакого укрытия, только редкая сухая трава и песок.