– Это тоже урок? – спросил Павел. – Ничего не записывать?
– Нет никаких уроков. Хватит это твердить.
Кляйн приступил к бекону. Пока он ел, Павел смотрел на него, сосредоточенно наморщив лоб, словно боялся что-то упустить.
– Я здесь пленник? – спросил Кляйн.
– Пленник? Но мы же вам помогаем.
– Я хочу уйти, – сказал Кляйн.
– Зачем? – осведомился Павел. – Мы в вас верим, друг Кляйн. Зачем вы хотите уйти? Вы еще не поправились.
– Тебя же не всегда звали Павлом, правильно? – спросил Кляйн.
Павел как будто удивился и неохотно признал:
– Нет.
– И как тебя звали раньше?
– Мне не полагается об этом говорить. Это мертвое имя. «Чтобы обрести себя, нужно потерять себя». Это урок.
– Да все нормально, – сказал Кляйн. – Мне сказать можно.
Павел посмотрел налево, потом направо, потом наклонился и прошептал на ухо Кляйна:
– Брайан.
– Брайан? – переспросил Кляйн. Павел поморщился.
– А почему Павел? – спросил Кляйн. – Почему вы все Павлы?
– Из-за апостола. И еще брата философа.
– Что происходит?
– Труд, – ответил Павел с какой-то странной интонацией, словно ребенок, который цитирует что-то наизусть. – Великий труд и чудо, каких никогда не было на сей земле.[1]
– Он придвинулся ближе и прошептал: – У нас для вас есть святыня.– Святыня?
– Ш-ш-ш, – сказал Павел. – Они не понимали ее ценности. Но наш агент понял.
Кляйн краем глаза заметил движение. Обернулся к двери и увидел второго мужчину – без руки, блондина. Тот хмурился.