Последние дни Помпеи

Пока он говорил, черты богини, казалось, начали оживать; сквозь черный мрамор проступил какой-то розовый свет и заиграли жизненные краски; вокруг головы появились синие огоньки, глаза, полные мрачного огня, повернулись; уничтожающим гневом горел их взгляд, остановившийся на молодом греке, который в суеверном ужасе перед этим превращением не двигался с места. Арбак воспользовался его смущением и бросился на Главка, завопив громовым голосом:

— Умри же, несчастный! Великая мать-земля требует живой жертвы.

Застигнутый врасплох, грек сделал неверное движение, поскользнулся на зеркально гладком полу и упал. В ту же минуту Арбак наступил ему на грудь, и когда Апесид подскочил к нему с кинжалом, он схватил его руку, отнял оружие и сильным ударом кулака отбросил жреца на пол. Торжествуя победу, он махал кинжалом над головой Главка, который лежал, как побежденный гладиатор, ожидая смерти. И вдруг, в эту ужасную минуту под ними дрогнула земля, Арбак пошатнулся, все закачалось… дух более могущественный, чем тот, которого призывал египтянин, начинал свое дело. Ужасный демон землетрясения зашевелился, как будто насмехаясь над бессилием человеческой хитрости и человеческой злобы. Подобно титану, просыпающемуся от долгого сна, потягивался грозный демон на своем ложе и под тяжестью его членов стонала внутри и содрогалась земля. И человек, который мнил себя чуть не полубогом, в тот момент, когда он только что думал насытить свою месть, обращен в прах, из которого он создан! Глубоко под землей прокатился грохочущий гул отдаленных ударов; занавеска заколебалась, как бы под дыханием бури, жертвенник пошатнулся, треножник задрожал и закачалась высокая колонна; темная голова богини дрогнула, зашаталась и рухнула с пьедестала; и как раз в ту минуту, когда египтянин наклонился над своей жертвой, мраморная масса свалилась на него и заставила его моментально вытянуться на полу без звука, без признаков жизни. Как будто та самая богиня, которую он за минуту перед этим искусственно оживлял и призывал к отомщению за себя, сразила его.

— Земля пощадила своих детей, — сказал Главк, стараясь подняться. — Возблагодарим богов!

Он помог Апесиду встать, и взглянув на египтянина, кровь которого текла по богатым одеждам на мраморный пол, решил, что смерть уже наложила на него свою печать. Снова задрожала земля и они должны были держаться друг за друга, чтоб не упасть; по как внезапно наступило землетрясение, так же быстро оно и окончилось. Не мешкая более, Главк взял Иону на руки и они втроем покинули это злополучное место. В саду встречали они бегущих рабов, которые не обратили на них внимания; они были так напуганы, что только кричали: «Землетрясение, землетрясение!» Таким образом они достигли конца аллеи, где сидела у ворот, в ожидании их, объятая ужасом Нидия, наполовину освещенная луной, наполовину скрытая в тени окружающих кипарисов.

ГЛАВА VIII. Христианин и гладиатор

Дверь в жилище Диомеда стояла открытой, и Медон, старый раб, уже знакомый нам со времени собрания христиан, сидел внизу лестницы, которая вела к входным дверям. Пышное жилище богатого помпейского купца еще и теперь можно видеть за городскими воротами, в начале кладбищенской улицы. Несмотря на соседство мертвых, местоположение этого загородного дома было веселое. Почти напротив, немного наискось, поближе к городским воротам была большая гостиница, где останавливались приезжие. Кто по делам, а кто и просто ради удовольствия, приезжали в Помпею и все охотно заезжали в эту гостиницу. В эту минуту перед нею стояло множество больших и малых экипажей, только что приехавших или готовых к отъезду. Перед дверями гостиницы стояла каменная скамья, на которой присели двое прохожих; на другой скамейке сидело несколько арендаторов; прихлебывая вино, они беседовали о ценах на фрукты и о разных других хозяйственных вопросах. Жены их стояли наверху, на плоской крыше и, облокотись на перила, любовались расстилавшимся перед ними разнообразным ландшафтом. Живописно раскинувшееся кладбище с красивыми группами деревьев и цветов, прелестные, наполовину скрытые в зелени, загородные домики, дорога в Геркуланум, над которой царил Везувий, а вдали зеркальное, голубое море, — такова была развертывавшаяся перед глазами картина. Невдалеке были городския ворота, где стоял римский часовой, блестя на солнце своим вооружением. Ворота состояли из трех арок: средняя — большая — для экипажей и две меньшие по бокам — для пешеходов. Вправо и влево от ворот шла толстая городская стена, на которой, приятно нарушая однообразие ее линий, возвышались через некоторые промежутки четырехугольные зубчатые башни.

— Слыхал ты уже последнюю новость, старый Медон? — спросила молодая девушка, проходя с кружкой в руке мимо дома Диомеда и желая поболтать с привратником, прежде чем пойти в гостиницу за вином.

— Новость? Какую?.. — мрачно сказал раб, взглянув на нее.

— Да нынче поутру, — ты верно еще спал, — прибыл в Помпею видный иностранец.

— Вот как, — равнодушно заметил старик.