Бледный, исхудалый, только что вырванный из когтей голодной смерти, с ввалившимися щеками, мутными глазами, превратившийся чуть не в скелет, Кален был принесен в тот же ряд, где сидел Арбак. Его освободители намеренно дали ему лишь немного пищи; главным же двигателем, придававшим ему теперь силы, была жажда мести.
— Жрец Кален! Да разве это он? Это — какое-то привидение! — кричали в народе.
— Это жрец Кален, — серьезно проговорил претор. — Что ты имеешь сказать?
— Арбак, египтянин, — убийца Апесида, жреца Изиды; я своими собственными глазами видел, как совершено было убийство. Из темницы, куда он меня запрятал, из мрака и ужаса освободили меня боги, чтобы открыть его преступление. Отпустите афинянина: он невиновен!
— Оттого-то и лев его не тронул! Вот чудо-то! — воскликнул Панза.
— Чудо, чудо! — кричал народ.
— Увести Главка! Пусть бросят на его место Арбака!
И до самого моря катился волной крик, подхваченный тысячами голосов: «Бросить Арбака льву»!
— Солдаты, уведите обвинявшегося в убийстве Главка, уведите, но еще присматривайте за ним! — приказал претор. — Боги делают этот день днем чудес!
Как только претор выговорил слово освобождения, раздался какой-то звонкий женский, почти еще детский крик радости.
Этот голос был трогательно чист и волшебно подействовал на толпу, которая единодушно приветствовала теперь спасенного. Претор, дав знак замолчать, спросил:
— Кто это?
— Слепая девочка — Нидия, — ответил Саллюстий. — Ее рука вывела Калена из подземелья и спасла Главка.
— Об этом после, — сказал претор. — Кален, жрец Изиды, ты обвиняешь Арбака в убийстве Апесида?
— Да.
— Ты видел это сам?
— Претор, этими самыми моими глазами! Да и сам Арбак хвастался, что он поднес Главку наговоренное питье.
— Довольно теперь. Следствие должно быть отложено до более удобного времени. Арбак, ты слышишь обвинение против тебя? Что можешь ты возразить — ты еще ничего не говорил?
Обвиняемый ответил на злобные взгляды толпы презрительным движением, и быстро оправившись от первого смущения, на вопрос претора сказал спокойным, обычным тоном:
— Претор, это обвинение так нелепо, что едва заслуживает внимания. Мой первый обвинитель — благородный Саллюстий, ближайший друг афинянина! Второй — жрец; я уважаю его звание и его одежду, но, граждане Помпеи, вы знаете характер Калена, его алчность, его любовь к деньгам известны всем: показание такого человека всегда можно купить. Претор, я невиновен!
— Саллюстий, где ты нашел Калена? — спросил претор.
— В погребах Арбака.
— Египтянин, ты значит осмелился замкнуть там жреца — служителя богов, и за что? — опять сердито спросил претор, наморщив лоб.
— Выслушай меня! — сказал Арбак, поднимаясь со своего места, спокойно, но с видимым волнением в лице. — Этот человек пришел и грозил мне выступить против меня с обвинением, которое он здесь теперь высказал, если я не куплю его молчания половиной моего состояния. Все мои возражения были напрасны. Благородный претор и вы, граждане, — я здесь чужой, я знал свою невинность, но показание жреца против меня могло мне все-таки повредить. В таком затруднительном положении я заманил его в один из моих погребов, откуда его только что освободили, под тем предлогом, что это — кладовая с моими драгоценностями; я хотел его там продержать, пока судьба настоящего преступника не будет уже определена и, следовательно, угрозы Калена будут не опасны; я ничего дурного не имел против него и в мыслях. Быть может, я поспешил с моими мероприятиями, но кто из вас не признает справедливости самозащиты? Если я был виноват, то зачем же жрец не пошел со своим обвинением в суд, где я и должен был бы возражать ему? Почему он не обвинил меня, когда я обвинил Главка? Претор, это требует ответа; в остальном полагаюсь на ваши законы и требую вашей защиты. Поставьте меня перед судом, и я с покорностию приму его решение, но здесь не место для дальнейших объяснений.
— Это можно исполнить, — сказал претор. — Эй, сторожа! взять Арбака и караулить Калена! Саллюстий, ты отвечаешь нам за поведение и за обвинение. А теперь представление пусть продолжается…
— Что это? такое грубое пренебрежение к Изиде? — закричал Кален. — Кровь ее жреца вопиет о мщении; откладывать теперь справедливый суд, чтоб позднее он не состоялся вовсе? И лев останется без добычи. Боги, боги! Я чувствую, что устами моими говорит Изида: бросьте льву Арбака, бросьте льву!
Истомленный непосильным волнением, жрец окончательно свалился в судорогах, с пеною у рта катался он по земле, подобно бесноватому. Народ в ужасе смотрел на него.
— Это боги вдохновляют святого человека — отдайте Арбака на растерзание льву!