Читаем Последние дни Помпей. Пелэм, или Приключения джентльмена полностью

– Да. Мне ничуть не жаль Бербикса. Всякому было видно, что Нобилиор сделал ложный выпад. Гляди, они зацепили тело крюком и тащат его в сполиарий, а арену посыпают свежим песком. Панса больше всего жалеет, что он недостаточно богат, чтобы усыпать арену киноварью, как делал Нерон.

– Да, поединок был короткий. Но вон на арене уже новые бойцы. Гляди, вышел красавчик Лидон и ретиарий и вон те с мечами. Просто прелесть!

На арене теперь было шесть гладиаторов: Нигер с сеткой, сражавшийся против Спора, вооруженного щитом и коротким мечом; Лидон с Тетраидом, совсем нагие, не считая повязок на бедрах, вооруженные лишь тяжелыми греческими цестами, и два римских гладиатора с головы до ног в стальной броне, оба с огромными щитами и остроконечными мечами в руках.

Поскольку поединок на цестах между Лидоном и Тетраидом обещал быть наименее жестоким, остальные бойцы, едва они вышли на середину арены, словно по уговору, отступили назад и ждали конца этого поединка, чтобы только потом начать бой более грозным оружием. Они стояли в стороне, опираясь на мечи, и, хотя зрелище не было настолько кровавым, чтобы восхитить зрителей, оно все же восхищало многих, потому что этот вид состязаний был заимствован из Греции, страны их предков.

На первый взгляд силы казались неравными. Тетраид, хоть и был не выше Лидона, весил значительно больше; из-за его толщины мускулы гладиатора казались зрителям еще мощнее; и, так как считалось, что сражаться на цестах легче всего тому, у кого больше веса, Тетраид, который не был худ от природы, постарался растолстеть еще больше. Плечи у него были широкие, ноги толстые, сильные и немного кривые, – это хоть и некрасиво, зато дает преимущество в бою. Лидон, стройный, худощавый, был красивого и даже хрупкого сложения; опытный глаз легко мог заметить, что мускулы у него хотя не такие чудовищные, как у его противника, зато упругие и твердые, как железо. И, если ему недоставало веса, зато он был удивительно ловок; гордая улыбка на его решительном лице, которое так выгодно отличалось от грубого лица Тетраида, подкупала зрителей, они верили в его победу, а в случае поражения были расположены к милосердию. Поэтому, несмотря на явное неравенство сил, зрители подбодряли Лидона почти так же громко, как и Тетраида.

Всякий, кто знает наш современный бокс, кто видел сокрушительные удары, искусно наносимые человеческими кулака-ми, легко поймет, до какого совершенства это искусство можно довести, обмотав руку по самый локоть кожаной лентой с железной пластиной или же свинчаткой у кисти. Однако интереснее поединок от этого отнюдь не становился – наоборот, он быстро приходил к концу. Нескольких ударов, удачно и умело нанесенных, было достаточно для победы; поэтому противникам не часто удавалось показать всю свою силу, упорство и ловкость, благодаря которой слабый нередко побеждает сильного и своей отвагой вызывает бурное сочувствие зрителей.

– Берегись! – проворчал Тетраид, подступая все ближе к противнику, который вертелся вокруг него, но не бежал.

Лидон ответил ему лишь презрительным взглядом. Тетраид нанес удар, сокрушительный, словно удар кузнечного молота; Лидон быстро упал на одно колено, и удар пришелся у него над головой. Он не остался в долгу: мгновенно вскочив на ноги, он ударил прямо в широкую грудь противника. Тетраид пошатнулся, и зрители громко закричали.

– Не везет тебе сегодня, – сказал Лепид Клодию. – Ты проиграл одну ставку, проиграешь и вторую.

– Клянусь богами, придется мне тогда продать мои бронзовые статуи! Я поставил на Тетраида не меньше сотни тысяч сестерциев. Но гляди, он нападает! Какой точный удар! Он разбил Лидону плечо. Тетраид! Тетраид!

– Лидон тоже не падает духом. Клянусь Поллуксом, он хорошо владеет собой! Погляди, до чего ловко он увертывается от этих кулаков, ужасных, как молоты! Отскакивает то в одну сторону, то в другую, прыгает вокруг противника… Ах, бедный Лидон! Снова удар!

– Три против одного на Тетраида! Что скажешь, Лепид?

– Идет – девять тысяч сестерциев против трех! Как! Опять? Лидон остановился, тяжело дышит. О боги, он упал! Нет, вот он уже снова на ногах. Молодец, Лидон! Но и Тетраид ободрился, смеется, бросился на него…

– Дурак, успех его ослепил, а нужно быть начеку. У Лидона глаза как у рыси, – пробормотал Клодий.

– Ага, Клодий, видал? Твой гладиатор шатается! Еще удар, и он падет, падет!

– Но земля влила в него силы. Он снова вскочил, хотя все лицо у него в крови.

– Клянусь Юпитером-громовержцем, Лидон победит! Гляди, как он наседает! Этот удар в висок свалил бы быка! Тетраид упал. Вот он упал снова, не может встать готов, готов!

– Готов, – повторил Панса. – Уведите их, пусть наденут доспехи и возьмут мечи.

– Благородный эдитор, – сказали служители, – мы боимся, что Тетраид не сможет оправиться. Но мы постараемся привести его в себя.

– Ступайте.

Через несколько минут служители, которые унесли оглушенного и бесчувственного гладиатора, вернулись с неприятной вестью. Они опасались за жизнь Тетраида: он был решительно не способен вернуться на арену.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Этика
Этика

Бенедикт Спиноза – основополагающая, веховая фигура в истории мировой философии. Учение Спинозы продолжает начатые Декартом революционные движения мысли в европейской философии, отрицая ценности былых веков, средневековую религиозную догматику и непререкаемость авторитетов.Спиноза был философским бунтарем своего времени; за вольнодумие и свободомыслие от него отвернулась его же община. Спиноза стал изгоем, преследуемым церковью, что, однако, никак не поколебало ни его взглядов, ни составляющих его учения.В мировой философии были мыслители, которых отличал поэтический слог; были те, кого отличал возвышенный пафос; были те, кого отличала простота изложения материала или, напротив, сложность. Однако не было в истории философии столь аргументированного, «математического» философа.«Этика» Спинозы будто бы и не книга, а набор бесконечно строгих уравнений, формул, причин и следствий. Философия для Спинозы – нечто большее, чем человек, его мысли и чувства, и потому в философии нет места человеческому. Спиноза намеренно игнорирует всякую человечность в своих работах, оставляя лишь голые, геометрически выверенные, отточенные доказательства, схолии и королларии, из которых складывается одна из самых удивительных философских систем в истории.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Бенедикт Барух Спиноза

Зарубежная классическая проза
Эстетика
Эстетика

В данный сборник вошли самые яркие эстетические произведения Вольтера (Франсуа-Мари Аруэ, 1694–1778), сделавшие эпоху в европейской мысли и европейском искусстве. Радикализм критики Вольтера, остроумие и изощренность аргументации, обобщение понятий о вкусе и индивидуальном таланте делают эти произведения понятными современному читателю, пытающемуся разобраться в текущих художественных процессах. Благодаря своей общительности Вольтер стал первым художественным критиком современного типа, вскрывающим внутренние недочеты отдельных произведений и их действительное влияние на публику, а не просто оценивающим отвлеченные достоинства или недостатки. Чтение выступлений Вольтера поможет достичь в критике основательности, а в восприятии искусства – компанейской легкости.

Виктор Васильевич Бычков , Виктор Николаевич Кульбижеков , Вольтер , Теодор Липпс , Франсуа-Мари Аруэ Вольтер

Детская образовательная литература / Зарубежная классическая проза / Прочее / Зарубежная классика / Учебная и научная литература