Победитель снял с него сеть и, опершись на трезубец, посмотрел на зрителей, ожидая их решения. Побежденный мутным и отчаянным взглядом тоже обвел амфитеатр. Но изо всех рядов, со всех скамей на него смотрели лишь жестокие, неумолимые глаза.
Рев стих, его сменил тихий ропот. Потом воцарилась тишина, но тишина, ужасная своей беспощадностью. Ни одна рука, даже женская, не подала знака милосердия. Спора не любили; эта схватка возбудила публику только потому, что Нигер был ранен. Зрителям надоела притворная игра, они жаждали крови, требовали первой жертвы.
Гладиатор понял, что его участь решена: у него не вырвалось ни мольбы, ни стона. Публика требовала его смерти. Покорно склонил он голову, чтобы принять роковой удар. И поскольку трезубец ретиария не мог причинить мгновенную и верную смерть, на арену вышел угрюмый человек с опущенным забралом, размахивая коротким мечом. Медленными, размеренными шагами этот мрачный палач подошел к гладиатору, все еще стоявшему на коленях, положил левую руку на его склоненную голову, занес меч, оглядел зрителей – на случай, если в последний миг они смягчатся, но все пальцы по-прежнему были опущены вниз; меч сверкнул в воздухе, опустился, гладиатор упал на песок, вздрогнул и замер – он был мертв.
Его тело тут же уволокли с арены через Ворота мертвых и бросили в мрачную каморку, которую называли сполиарием. Тем временем решился исход поединка между римлянами. Эвмолп нанес смертельную рану своему менее опытному сопернику, и новая жертва очутилась в печальном приюте для мертвых.
Теперь вся огромная толпа зашевелилась; все удовлетворенно вздохнули и уселись поудобнее. Освежающие фонтаны забили из невидимых труб. Наслаждаясь прохладой, люди обменивались впечатлениями. Эвмолп снял шлем и вытер лоб; его курчавые волосы, короткая борода, благородное римское лицо и темные блестящие глаза вызывали всеобщее восхищение. Он был свеж, невредим, полон сил.
Эдитор, помолчав, объявил, что, поскольку Нигер ранен и не может снова выйти на арену, Лидон займет место убитого Непима и будет сражаться с Эвмолпом.
– Но если ты, Лидон, – добавил он, – не хочешь биться с этим римлянином, уже показавшим свою храбрость, то можешь отказаться. Эвмолп не был назначен тебе в противники. Решай, можешь ли ты с ним соперничать. Если ты будешь побежден, тебя ждет славная смерть, а если победишь, я из своих средств удваиваю награду.
Со скамей раздались одобрительные крики. Лидон, стоя на арене, окинул взглядом амфитеатр; высоко на верху он увидел бледное лицо отца. Мгновение он колебался. Нет! Победы на цестах было мало – он еще не завоевал награды, его отец еще раб!
– Благородный эдил, – сказал он твердо, – я готов сражаться. Я хочу поддержать честь нашего города – воспитанник нашего славного ланисты должен помериться силами с этим римлянином.
Зрители закричали еще громче.
– Ставлю четыре против одного, Лидон будет побежден, – сказал Клодий Лепиду.
– Не согласен даже на двадцать против одного: ведь Эвмолп настоящий Ахилл, а этот несчастный всего только новичок.
Эвмолп с усмешкой посмотрел на Лидона, едва слышно вздохнув при этом, – он пожалел противника, но, привычный к сражениям, тут же ожесточился.
И теперь, готовые к последнему поединку, после которого на арену должны были выйти звери, оба гладиатора, опустив забрала и обнажив мечи, встали друг против друга.
В этот миг один из служителей подал претору запечатанную табличку. Претор распечатал ее, прочел, и на лице его отразилось недоумение. Он снова перечитал письмо и, пробормотав: «Это невозможно! Должно быть, он пьян с утра, если мог такое выдумать!» – небрежно отложил табличку и снова внимательно стал следить за поединком.
Зрители затаили дыхание. Эвмолп им нравился, но мужество Лидона и гордые слова о чести помпейского ланисты высоко подняли его в их глазах.
– Эй, старик! – сказал Медону его сосед. – Твоему сыну трудненько тягаться с этим римлянином! Но не робей – эдитор не даст его убить, да и публика тоже: ведь он такой храбрец. А! Вот славный удар. Но он ловко увернулся, клянусь Поллуксом! Давай, давай, Лидон! Они остановились перевести дух. Что ты там бормочешь, старик?
– Молитвы, – отвечал Медон с надеждой; теперь он был спокойнее.
– Молитвы – что за вздор. Прошло то время, когда боги уносили людей с поля битвы, закутав в облако. О Юпитер, какой удар! Сбоку, он заходит сбоку, берегись, Лидон!
Зрители вздрогнули. Получив сильный удар по голове, Лидон упал на колени.
– Готов! – крикнул пронзительный женский голос.
Это был голос той молодой женщины, которая так жаждала, чтобы звери растерзали какого-нибудь преступника.
– Молчи, глупая! – сказала жена Пансы. – Он не ранен!
– А жаль, это досадило бы старому ворчуну Медону, – пробормотала девушка.
Лидон, который до сих пор защищался с большим искусством и храбростью, начал слабеть под яростными ударами опытного римлянина; его рука отяжелела, глаза помутились, он дышал тяжело и с трудом. Противники на мгновение остановились перевести дух.