Последние дни Помпей. Пелэм, или Приключения джентльмена

В первом доме, который я посетил[440], проживал священник из хорошей семьи, женатый на девице с Бейкер-стрит; разумеется, достопочтенный мистер Комбермир Сент-Квинтин и его супруга немало гордились тем, что они «благородного звания». Но я пришел не вовремя. Войдя в прихожую, я увидел неряшливо одетого слугу-подростка, несшего глиняное блюдо с картофелем в комнату, очевидно выходившую окнами во двор. Другой Ганимед, несколько более высокого ранга, открывший мне дверь и старавшийся попасть в рукава куртки, которую набросил на себя, когда я затрезвонил в колокольчик, повел меня, на ходу прожевывая хлеб с сыром, в эту комнату. Когда, переступив порог, я увидел, как хозяйка дома кормит меньшенького какой-то подозрительной снедью, носящей, как я узнал впоследствии, название черничного пудинга, я решил, что все пропало. Другой малыш голодным голосом истошно вопил: «Папа, катоску!» Запихав кончик салфетки в верхнюю петлицу жилета, отец резал мясо и оделял им шумную ораву, а мать, в большом переднике, испачканном застывшей подливкой и нектароподобным соком черничного пудинга, с благодушно-величественным видом восседала, словно Юпитер на Олимпе, на высоком стуле и, судя по всему, скорее наслаждалась гомоном окружавших ее домашних божков, наперебой чавкавших, оравших, ссорившихся и пачкавшихся едой, нежели старалась их утихомирить.

Среди всего этого шума и гама кандидат в члены парламента от местечка Баймол вступил в тесный семейный круг «благородных» мистера и миссис Сент-Квинтин. Услыхав мою фамилию, хозяйка дома вскочила с места. Преподобный Комбермир Сент-Квинтин, казалось, окаменел. Тарелка, направленная от черничного пудинга к самому младшему малютке, внезапно остановилась, словно солнце в долине Аялонской[441]. Кусок, которому предстояло с вилки старшего из мальчиков проследовать к нему в рот, минуту-другую задержался на пути к уничтожению. Словом, волшебство, даже такое, как в сказке о Семерых спящих не могло бы вызвать столь внезапного, полного оцепенения.

– Ах! – воскликнул я, быстро шагнув вперед и изобразив на своем лице радостное удивление. – Какое счастье, что я застал вас всех за ленчем. Я нынче встал спозаранку и позавтракал так давно, что сейчас умираю с голоду! Подумать только, как мне повезло! Харди, – продолжал я, повернувшись к сопровождавшему меня члену комитета сторонников моей кандидатуры, – не правда ли, я только сейчас говорил вам, что дорого бы дал за то, чтобы застать мистера Сент-Квинтина за ленчем? Не разрешите ли вы мне, сударыня, присоединиться к вам?

Миссис Сент-Квинтин густо покраснела и, вся задрожав, пролепетала какие-то слова, которые я намеренно не расслышал. Я придвинул себе стул и, обведя стол не слишком внимательным взглядом, воскликнул:

– Ах! Ах! Холодная телятина! Самое мое любимое блюдо! Могу ли я попросить вас, мистер Сент-Квинтин, отрезать мне ломтик? Ну, а ты, милый мальчик, прикинь-ка, можешь ли ты уделить мне картофелину? Какое славное дитя! Сколько же тебе лет, юный герой? Глядя на твою маменьку, я сказал бы – два года; глядя на тебя – шесть лет.

– Ему в мае исполнится четыре, – сказала мать, снова покраснев, на этот раз – не от смущения.

– В самом деле! – воскликнул я, внимательно взглянув на него; затем, обращаясь к преподобному Комбермиру, я сказал более серьезным тоном: – Мне кажется, одна ветвь вашего рода еще обитает, как встарь, во Франции. Я встречался за границей с месье Сент-Квинтином, герцогом де Пуатье.

– Верно, – ответил мистер Комбермир, – это имя все еще встречается в Нормандии, но о титуле я не слыхал.

– Неужели? – с удивлением воскликнул я. – А между тем (при этих словах я снова взглянул на мальчика) я поражен тем, как долго сохраняются фамильные черты! Дети герцога души не чаяли во мне. Знаете что, – я попрошу у вас еще телятины, она такая вкусная, и я так проголодался!

– Вы долго пробыли за границей? – спросила миссис Сент-Квинтин, успевшая тем временем снять передник и привести в порядок свои локоны; чтобы не мешать ей в этом, я последние три минуты пристально смотрел в противоположную сторону.

– Месяцев семь-восемь. Правду сказать, нам, англичанам, полезно посмотреть чужие края, но долго жить там для нас не годится; все же, мистер Сент-Квинтин, континент имеет перед нами некоторые преимущества, и среди них то, что там еще должным образом уважают древность происхождения – а здесь у нас, это вы знаете, «деньги делают человека», как гласит пошлая поговорка.

– Да, – сказал, вздохнув, мистер Сент-Квинтин, – страшно смотреть, как множится число этих выскочек, оттесняющих на задний план все, что есть древнего и родовитого. Опасные нынче времена, мистер Пелэм, очень опасные! Все только новшества и новшества, подрывающие самые священные установления! Я уверен, мистер Пелэм, что ваши принципы совершенно противоположны этим новомодным учениям, влекущим за собой не что иное, как анархию и смуты – да, не что иное.

– Я счастлив, что вы одного со мной мнения, – ответил я, – для меня нестерпимо все то, что влечет за собой анархию и смуты.