Вестовой Саблина и трубач, такие же вымытые, свежие и блестящие, как и Коля, пошли за ними. Коля вывел отца огородами на небольшую поляну, которая спускалась вниз к широкой долине. Отсюда открывался далёкий горизонт. Вправо к самому низу лощины сбегал лес и до ближайших его опушек было не больше пятисот шагов. Лес ровной полосой уходил на север. Он стоял на вершине длинной гряды холмов и спускался к востоку, постепенно расширяясь. На запад шли поля, то жёлтые сжатые, то чёрные, то зелёные, покрытые яркою сочною травою. Вёрстах в семи виднелся красный костёл, тот самый, мимо которого шли эскадроны Саблина третьего дня. Вдоль всего леса, вёрстах в двух от Саблина, длинной узкой серой полосой копошились солдаты. Простым глазом трудно было увидеть, что там делается. Саблин поднёс к глазам бинокль. Вдоль всего леса, уходя за горизонт, взмётывался жёлтый песок. Он летел из-под земли непрерывными кучками и присыпался к жёлтой ленте уже нарытого окопа. Иногда из-под земли выскакивал солдат и бежал к лесу за ветками и деревьями. Из леса шли люди, несли деревья и сучья и исчезали под землёю в окопе.
Саблин внимательно оглядывал позицию и оценивал своё положение. Он оказывался за её левым флангом. Он наметил небольшой овражек за огородами, где легко мог поместиться весь дивизион в резервной колонне. К оврагу сбегали молодые ёлки саженого леса.
Жуткое чувство на минуту охватило Саблина. Он боялся не за себя, а за сына, за офицеров, за милого весёлого Ротбека, за солдат, за лошадей — всё было ему в эти минуты бесконечно дорого. Но он сейчас же успокоил себя. Что может сделать в этом громадном бою его дивизион, двести всадников? Только наблюдать. В дозоры Саблин Колю не пошлёт, пусть издали с двух вёрст посмотрит на бой, ничего опасного тут нет. Неприятель никогда не догадается, что в балке стоит дивизион. Он облегчённо вздохнул и спокойно разглядывал роющуюся в земле пехоту.
— И всё роет и роет, — сказал сзади него его вестовой Заикин, на правах близкого человека позволявший себе заговорить с Саблиным. — Вчера часов с десяти копать начал. Наши ребята туда ходили. Ничего. Бравый народ. Немца этого никак не боятся.
Саблин приказал трубачу вызвать к нему эскадронных командиров, и, когда Ротбек и граф Бланкенбург пришли, Саблин указал им лощину и приказал свести туда лошадей в поводу и построиться в резервной колонне фронтом на запад.
— А неприятель? — спросил Ротбек.
— Неприятеля не видно, — сказал Саблин.
Эскадроны густыми колоннами наполнили всю низину. Люди лежали на траве между лошадьми. Большинство, плохо спавшие ночью, разморились на начавшем пригревать солнце и заснули крепким сном, разметавшись на траве.
Саблин с офицерами стоял на краю оврага и смотрел то на войска, заканчивавшие окопы, то на запад, откуда должен был появиться неприятель.
— Господа, только не толпитесь, — говорил граф Бланкенбург, — не надо себя обнаруживать.
Офицеры расходились, но потом опять незаметно сходились в кучки. Солнце поднималось выше, ясный осенний день наступал, дали становились чёткими и яркими, костёл краснел на фоне зелёных полей.
— Вот они! — сказал сзади Саблина Заикин, простым глазом усмотревший неприятеля.
— Где, где? — раздались голоса, и бинокли поднялись к глазам.
— Вот, ваше высокоблагородие, смотрите правее костёла, вот, где чёрное поле. Сейчас не видать, залегли, должно быть.
Саблин повёл туда бинокль. От волнения в глазах было мутно, и он плохо видел. В бинокле показался край чёрного поля, камень лежал на нём. И вдруг из-за камня поднялся человек, рядом другой, и длинная цепь встала поперёк поля. Это не были наши. Их мундиры имели особый синевато-жёлтый оттенок. Саблин ожидал увидеть чёрные каски с блестящими медными украшениями, но головы были круглые и серые. Фигуры наступавших казались квадратными. Они быстро шли, неся ружья на ремне, и сразу исчезли: должно быть, опять залегли.
В их движении Саблину почудилась страшная сила и мощь, и он с трудом заставил успокоиться свою ногу, начавшую дрожать дрожью волнения. Он оторвал бинокль и огляделся. Все офицеры побледнели, лица как-то осунулись, глаза смотрели напряжённо. Вид наступавшего врага смущал.
— А вон наши патрули, должно, отходят, — спокойно сказал Заикин.
— Хорошо идут, — тяжело вздыхая, проговорил Бланкенбург.
— Я насчитал пять цепей, одна задругой, — сказал Артемьев.
Когда Саблин снова поднял бинокль, чёрное поле было пусто. Германские цепи спустились по жёлтому жнивью широкого господского, чисто убранного поля. Теперь было видно, что на касках у них были чехлы, что ружья они несли на ремне и шли чрезвычайно быстро.
— И чего наши не стреляют? — сказал барон Лизер.
— Далеко. Версты три будет. Это в бинокль так кажется близко.
— Ну, а батареи почему молчат, ведь артиллерия хватила бы? — сказал Ротбек.
И, будто отвечая его желанию, вправо за лесом ударила пушка. Снаряд, скрежеща по воздуху, полетел через лес над нашими окопами, и белый дымок появился низко над жёлтым полем, позади германских цепей.
— Эх! Перелёт дали! — со вздохом сказал Заикин.