Последние дни Сталина

Будучи первым президентом-республиканцем за последние двадцать лет (с момента окончания полномочий Герберта Гувера в 1933 году), Эйзенхауэр вместе с Фостером Даллесом во что бы то ни стало хотел продемонстрировать, что республиканцы «могут вести холодную войну еще активнее и эффективнее, чем это делали демократы»[316]. В своем первом официальном послании о положении страны в начале февраля президент — в полном соответствии с риторикой своей предвыборной кампании — подчеркнул, что его администрация настроена добиваться «освобождения 800 миллионов, живущих под игом красного террора»[317]. Но идея встречи Эйзенхауэра со Сталиным продолжала витать в воздухе. На состоявшейся 25 февраля пресс-конференции Эйзенхауэру задали вопрос по поводу саммита. «Я встречусь с кем угодно, где угодно, если это даст хоть малейший шанс сделать добро»[318]. В Кремле также не исключали подобной возможности. Всего за несколько дней до смерти Сталина журнал Newsweek заявил, что «русские, по некоторым сообщениям, предлагают организовать встречу Сталина и Эйзенхауэра в Берлине или Вене. Они готовы закончить войну в Корее и вывести свои войска из Германии и Австрии. В обмен они рассчитывают на обязательство со стороны американцев „не перевооружать Германию“»[319].

В это время Фостер Даллес изо всех сил пытался сколотить Европейское оборонительное сообщество (ЕОС), в которое, помимо Франции, Италии, Бельгии, Нидерландов и Люксембурга, должна была войти восстановившая свой суверенитет и перевооруженная Западная Германия[320]. Создание ЕОС было одним из главных приоритетов политики президента Трумэна, и теперь от Эйзенхауэра и Фостера Даллеса зависело, воплотится ли оно в жизнь. Втягивая Западную Германию в военный союз, связанный с НАТО, американцы намеревались положить конец оккупации союзников и включить Федеративную Республику в коалицию западных стран. Как сказал историк и исследователь Войтех Мастный, ЕОС служило «лакмусовой бумажкой для проверки сплоченности Запада и его готовности противостоять советской угрозе»[321]. Однако французы болезненно отнеслись к идее перевооружения Западной Германии: в недавней истории Германия трижды, в 1870, 1914 и 1940 годах, вторгалась во Францию, — а перевооружить Германию можно было только с согласия французов. Для Кремля же предлагаемая встреча Сталина с Эйзенхауэром, скорее всего, была не более чем попыткой запутать европейских политиков и отложить, если не сорвать, план Фостера Даллеса. Смерть Сталина положила конец этим замыслам.

С его инсульта начались и первые серьезные испытания для новой администрации. Когда в Вашингтоне узнали о болезни Сталина, один высокопоставленный сотрудник американской разведки предостерег коллег от каких-либо поспешных действий. В ЦРУ Фрэнк Виснер отвечал за проведение тайных операций в Восточной Европе. Начиная с 1949 года Соединенные Штаты по воздуху забрасывали агентов на территорию Советского Союза в помощь литовским и украинским повстанцам и проводили еще более агрессивные секретные мероприятия в Польше, включая помощь антикоммунистическому движению сопротивления в форме поставок агентов и оружия[322]. Утром 4 марта, прослушав новости, Виснер тотчас отправился к директору ЦРУ Аллену Даллесу и призвал его занять сдержанную позицию. Вместе с Виснером Даллес приехал домой к своему старшему брату, госсекретарю Джону Фостеру Даллесу, который согласился с доводами Виснера: если Соединенные Штаты попытаются спровоцировать восстание, Красная армия вмешается в ситуацию со всей беспощадностью. Антикоммунистическое подполье было «не вооружено и не готово. ЦРУ требовалось время, чтобы организовать подпольные боевые группы, осуществить переправку им оружия и привести спецподразделения в состояние боевой готовности»[323]. Соединенные Штаты не могли предпринимать поспешных шагов.