Последние дни супермена

Супермен взял из своего чемодана красную коробку из-под советских папирос и принес ее в цостель. Забрался в постель, сел, подложив под спину подушку, и, достав из коробки бумагу, вынул два листочка, согнул их и стал засыпать марихуану, размалывая твердые веточки пальцами.

— Покурим? — В голосе Алис прозвучала радость. Почти всегда после их совместного марихуанокурения следовал любовный акт. Пусть и бессознательно, но Алискино тело требовало, чтоб Супермен тискал его, гладил, хватал в самых запрещенных местах, а Алискина дырочка, подумал Супермен, та, самая главная, между ног, склеившаяся за неделю, требовала, чтобы ее расклеили, растянули в стороны и бесконечное количество раз провели в ней членом.

— Покурим, — просто ответил Супермен. И, мазнув по краю бумаги языком, заклеил джойнт. И зажег спичку. Затянулся глубоко-глубоко, опять припомнив, что марихуана хороша для раковых больных. Заглушает боли…

— На улице… снег, — объявил Генрих, запнувшись. — Крупный. Красиво.

— Тебе что, грустно, Супермен? — спросила девчонка, выдохнув свой дым.

— Почему ты решила?

— Да ты стал какой-то странный… Это твое «последнее задание» очень опасное?

— Не опаснее предыдущих. — Дым из Генриха смешался с остатками дыма из Алис, переплетаясь, дымы заскользили вниз.

Генрих подумал, что он может сейчас рассказать девчонке все, и девочка никуда не поедет, и, может быть, еще месяц Генрих будет умирать, а внимательное личико девочки будет наклонено над умирающим Генрихом с состраданием. Генрих вспомнил леди Чаттерлей, которая никогда не ушла от своего калеки мужа. У них, на Британских островах, у женщин повышенное чувство ответственности… Но Генрих не позволит себе слабости. Супермен должен остаться в ее памяти, может быть, ненормальным героем, но героем. И любовником…

Генрих положил руку на теплую шею девчонки, погладил шею и подбородок. Под подбородком. В свое время в старых фильмах он всегда удивлялся, когда старый дядюшка или дедушка или просто старый джентльмен обязательно трепали и девочек, и девушек под подбородком. Теперь Генрих знал почему. Самое нежное мяско и самая нежная кожа находятся у молоденьких Female под подбородком. Потому старые развратники, все эти дедушки и дядюшки, так любили пощипать или погладить именно этот, один из лучших кусочков.

Генрих заскользил по замершей девчонке, переехал на ее небольшие грудки, провел несколько раз по соскам Алиски, и грудки послушно затвердели. Девчонка, отвернув лицо от Генриха, чуть приналегшего на голую Алиску, простонала в ответ самое широкое и глубокое «А-а-а-ахххх!», какое Генриху только приходилось слышать.

Генрих знал, что у него чувствительные, теплые и нежные руки. Женщины часто говорили ему об этом. Сейчас руки Генриха были особенно внимательны, заботливы и нежны. Нестерпимо горячие, они по-хозяйски хватали животик Алиски, пропекали глубоко, до кости, фарфоровые Алискины бедрышки. Девчонка вздрагивала от его прикосновений.

«Девочка моя, дочка! — думал Генрих с волнением. Вернее, он не думал, эти слова блуждали в Генрихе. — Моя маленькая дочка, замерзшая без ласки папы Генриха. Бедное существо, папа Генрих не касался твоей щелки целую неделю…» — с этими мыслями растроганный Супермен спустился губами на девчонкин животик и потом ниже, разыскивая пальцами то, ради чего иной раз гибли царства и народы, а с другой стороны, это же можно купить себе за сто франков на рю Сен-Дени…

Язык Генриха целовал и облизывал нежные уголки Алиски, ее сходящиеся ножки, места вокруг ее щелки, но, горячий, он не спешил войти в саму щелку. Девчонка, он знал, сейчас, закрыв глаза, ждет прикосновения его языка к нежной, раздвоенной мякоти, ждет, подрагивая, как от озноба… Но язык Генриха все кружил и кружил вокруг, забирался даже в другое девчонкино отверстие, расположенное ниже, входил в него, преодолевая сопротивление, помимо воли Алиски, стянутых мышц его. Блуждая под животом девочки, всматриваясь в ее щелку и в заросли все еще бледно-красных волосиков хулиганки, Генрих обратил внимание, что только очень нежная кожа отличает это место у Алиски-подростка и взрослой женщины. Погрузив наконец один из пальцев в мокрую щель девчонки, Генрих поддел один краешек ее щелки и оттянул его. В разрезе обнажились ярко-красные и даже синеватые чуть-чуть Алискины ткани. Другая рука Генриха тоже легла на девочкину щелку и, промяв ее, как бы случайно и лениво, схватила другую половинку щелки и так же оттянула ее в другую сторону…

Все бесстыдство внутренностей выглянуло теперь на Супермена, и он, возбужденный открывшейся ему неприятной мякотью, скрытой, оказывается, в глубине тоненькой и слабенькой Алиски, первый раз провел горячим языком по ее тайнам.

«Гибли царства и народы… — повторял про себя Супермен, все быстрее и быстрее касаясь языком вспухших кусочков ткани в самом верху Алискиной щелки. — Царства и народы…»

Когда после долгой Алискиной агонии, сопровождающейся совсем не девочкиными криками, Супермен ввел в то же самое отверстие свой член, ему уже было понятно, почему они гибли…

63