«Но луны быть никак не может, – думал Кокрен. – Полнолуние было первого числа, всю последнюю неделю луна убывала, и сейчас должно быть совсем темно».
Здесь старый парапет давно развалился, и уклон сходил прямо к воде. Кути остановился в ярде от нее. Из кармана он вытащил затрепетавший на ветру клочок бумаги и осторожно вручил его Кокрену. Это оказалось свидетельство о регистрации автомобиля.
– Арки записал тут палиндром, – сказал Кути. – Когда я кивну, прочтите вслух последнюю строчку.
– Понял, – скрипучим голосом отозвался Кокрен. «Когда я произносил вслух две предыдущие, – думал он, – являлся призрак Крейна, сначала в образе таксиста (после того, как я прочитал латинскую надпись на пепельнице в баре „Маунт-Сабу“), а потом – на этом самом месте, обнаженной зыбкой фигурой (после того, как я прочел следующую строчку со спичечного коробка Валори)».
– Когда ты собираешься пить вино? – спросила Анжелика с плохо скрытым нетерпением. Мокрые черные пряди волос хлестали ее по худощавому лицу.
– Когда подойдем к пещере, – твердо ответил Кути.
Барабаны теперь стучали точно в такт сердцу Кокрена, и он интуитивно знал, что точно так же бой сердца и барабанов совпали у всех его спутников.
И тут Кути быстрым движением, так, что ни Анжелика, ни Пит не успели отреагировать, вскинул бутылку и поднес горлышко к губам; когда же он опустил бутылку, Мавранос поспешно протянул руку и взял ее у него.
–
Подросток попятился от воды по вязкой жиже, но не упал. «Что ж, – подумал Кокрен, –
Кути резким движением запустил руку во внутренний карман и выдернул то самое замызганное желтое детское одеяльце, которое дала ему Диана, вдова Скотта Крейна. В первый миг Кокрен подумал, что он отшвырнет его прочь. Но Кути набросил его себе на плечи, и тут же сделался то ли ближе, то ли выше ростом, а одеяло стало похоже на пятнистую желтую звериную шкуру. В мятущемся свете костра Кокрену никак не удавалось присмотреться к мальчику.
Мокрый бланк регистрационного свидетельства Кокрен сунул в карман. Правое запястье все еще болело, и он пытался сфокусировать взгляд хоть на чем-нибудь – на низких кирпичных стенках, уходящих в темноту, на лице Пламтри, на собственных руках – и обнаружил, что, как ни щурился и ни напрягал зрение, был не в состоянии разглядеть точную форму черной дыры на тыльной стороне болезненно подергивавшейся правой кисти.
Барабанный бой ускорился; обмазанные глиной люди повскакивали на ноги и тревожно засуетились, размахивая ружьями и пистолетами, и ритм барабанов теперь совпадал с быстрыми тяжелыми шагами, доносившимися из-за спины.
Кокрен обернулся, и его передернуло, а правая рука снова метнулась за спину, к револьверу, лежавшему в кобуре.
Озаренная светом костра фигура, устремившаяся прямо к ним по грязи, сначала выглядела как бредовое видение трехголовой Кали, размахивающей четырьмя руками, и у Кокрена на мгновение все внутри заледенело, но тут он увидел, что это полный седовласый мужчина, к плечам которого привязана пара жестикулирующих манекенов в натуральную величину, и, когда уже вытащил револьвер из кобуры, он узнал перепачканное гримасничающее лицо – это был доктор Арментроут, сжимавший одной рукой крошечный серебряный пистолет.
Но следом за Арментроутом бежал другой мужчина; вот он догнал доктора и, по-видимому, толкнул его в спину, потому что голова Арментроута дернулась назад и он рухнул ничком в грязь. Пистолетик вылетел из руки и, скользнув по полужидкой глине, громко булькнув, упал в темную воду.
Туша доктора с ее странным дополнением еще скользила по инерции в грязи, но преследователь уже вскочил на плечи Арментроута, и Кокрен увидел, что это Лонг-Джон Бич. Единственной рукой старик стискивал затылок доктора – две искусственные белые головы растопырились в грязи по бокам, их шеи из алюминиевых трубок согнулись, а голова психиатра яростно дергалась между ними каждый раз, когда Лонг-Джон Бич шевелил над ней культей другой руки.
Кокрен навел револьвер на эту пару, в середину переплетения настоящих и ненастоящих рук и голов, но оружие плясало у него в руках. Он ощущал, что рядом с ним стоит, тяжело дыша, Пламтри.
Не прекращая невидимого избиения доктора, Лонг-Джон Бич поднял круглое лицо с седыми усами, и его маленькие глазки с явным страхом воззрились на Кути.