Последние дни. Том 2

– И самой хотелось бы, – пробормотала Анжелика. – Но это сама по себе защитная мера, мы не смеем… ведь есть опасность лишиться не того. – Она покачала головой. – Боже, как медленно! Можно подумать, что на эту лодку поставили мотор от швейной машинки.

Кокрен подумал о женщине по имени Ариахна из той версии «Повести о двух городах», которую он читал в самолете, возвращаясь из Парижа полторы недели назад: эта женщина вплетала в свое рукоделие имена людей, которым предстояло лишиться головы на гильотине.

Анжелика вздохнула и расправила плечи.

– Как вас зовут? – спросила она, обращаясь к Мавраносу. Ее голос отчетливо звучал в неподвижном воздухе.

– Рей-Джо Поге, – негромко ответил Мавранос. – Со мной ведь что-то не так, да? Я теперь вспомнил – я упал с плотины Гувера. Я вдруг ослеп, и какой-то человек сказал мне, что передо мной вода, озеро Мид, но он обманул меня. Передо мной была другая сторона плотины, нижняя, крыша электростанции – далеко-далеко внизу, и тяжелый-претяжелый удар.

– Ну а сейчас перед вами именно вода, – ласковым тоном сказала Анжелика. – Вы ведь видите ее, правда? – Она опустила руку в озеро, набрала в ладонь воды и позволила ей стечь между пальцами.

– Я вижу все удвоенным, – сказал Мавранос и посмотрел на Анжелику. – В ваших очках два быка! В ваших очках уже были когда-нибудь животные? Теперь есть. – Было видно, что его бьет озноб.

– Теперь вы видите, как должно, – сказала Анжелика. – Эти пары будут расходиться, как прутья на тюремной решетке, пока вы не сможете проскользнуть между ними. – Она улыбнулась. – Но вам придется похудеть! Расскажите, как вас предала сестра.

Кокрен вспомнил, как Анжелика описывала классический ритуал почитания мертвых. Несомненно, она пыталась вырвать призрака из разума Мавраноса, над этой гигантской чашкой относительно прозрачной воды, чтобы призрак не закрепился… И, попросив призрака рассказать о себе, она, судя по всему, пыталась заставить его расслабить психические когти, которые он вонзил в разум и воспоминания Мавраноса. Вероятно, кстати, было и то, что мозг Мавраноса все еще не отошел от сотрясения и сознание оставалось спутанным, – именно поэтому она так спешила попасть на воду.

– Нарди Дин, – произнес изо рта Мавраноса высокий голос с носовым произношением. – Бернардетт Дин. Она была моей сводной сестрой, после развода с моей матерью отец женился на вьетнамке. На церемонии девяностого года я должен был стать королем, а Нарди – моей королевой. Я хранил ее девственницей до тех пор, пока не получу корону, корону американского Запада, но она взбунтовалась против меня, она не оценила всего того, что я для нее сделал (заставил соблюдать диету и дисциплину и представил ее богам, скрывающимся за Великими арканами Таро), убила женщину, которую я приставил к ней, и убежала от меня. Нарди отказалась от своего будущего, примкнув к свите Скотта Крейна…

И тут Кокрена пронзило холодом – он вспомнил, как Мавранос еще в «Солвилле» сказал, что однажды убил человека на плотине Гувера.

– …и она ударила меня по носу (и сломала его!) за пять дней до Пасхи. Распухшее лицо, кровоподтеки вокруг глаз. С травмой я не мог стать королем, а времени для лечения уже не оставалось. Я поехал на плотину, чтобы прервать церемонию, отодвинуть ее с помощью магии еще на двадцать лет. А она послала… вот этого типа, – рука Мавраноса прикоснулась к его лицу, – убить меня.

Мавранос откинул голову назад и уставился на нависающие над водой, четко вырисовывавшиеся на фоне неба ветви ольхи.

– И я убил тебя, – сказал он другим, более низким и суровым голосом, – это правда. Преднамеренно, сознавая, что делаю, – потому что иначе ты убил бы моих друзей. Но Нарди как раз не хотела от меня этого.

Он неровно, судорожно выдохнул и вновь заговорил в нос:

– Но она поблагодарила тебя за то, что ты сделал. Мне это известно.

И настоящий голос Мавраноса ответил:

– Это правда.

Анжелика приоткрыла рот и нахмурилась, как будто хотела сообщить что-то Мавраносу, но так, чтобы призрак Поге не слышал этого, и Кокрен подумал, что, наверно, Мавранос нарушил план Анжелики, не вовремя очнувшись и вступив в разговор с призраком, но Мавранос снова заговорил собственным голосом:

– Рей-Джо Поге, прутья решетки уже раздвинулись настолько, что ты можешь уйти, выпрыгнуть, и на этот раз под тобой вода. Я почти пять лет носил тебя в своей совести, и Нарди тоже – я видел, как менялось ее лицо всякий раз, когда кто-нибудь заговаривал о… семье. Могу заверить, что мы оба думали о тебе каждый день, твоя смерть была как дурной запах, от которого я не могу избавиться и который замечаю всякий раз, как только начинаю забывать о нем и вроде бы начинаю получать удовольствие от жизни. – Мавранос (или Рей-Джо Поге) широко зевнул. – Но прежде, чем ты освободишься, – сказал Мавранос, – можешь ли ты простить нас?

– Ты хочешь этого? – ответил он вопросом на вопрос другим голосом.

Анжелика снова опустила руку в воду.

Мавранос набрал в грудь воздуха, чтобы дать следующий ответ.

– Да, мы оба хотим этого – всей душой.