Последние дни земной жизни Господа нашего Иисуса Христа

Ангел, конечно, прежде всего старался укрепить дух Иисуса. Человеческая природа такова, что одна мысль, мелькнувшая в памяти, может прогнать смущение и вернуть покой. Впрочем, поскольку томление духа так ужасно отразилось и в теле, которое изнемогает вместе с духом, но не так скоро восстанавливается, как оно, то ангельское утешение, без сомнения, касалось и телесных сил Богочеловека.

Иисус укрепляется ангелом! Вы, чувствующие всю силу слов: Сын Божий, Ходатай Бога и человеков, Начальник и Совершитель спасения Человеческаго, — вам понятно, какая бездна таин заключается в этих немногих словах! Провидению неугодно было открыть нам, кто из небожителей удостоился совершить это единственное Божественное служение. Но кто бы ни был этот блаженный дух, мы обязаны ему вечной благодарностью: укрепив Начальника нашего спасения в такие решительные минуты, он тем самым укрепил каждого из нас… Искушение кончилось совершенной уверенностью в благотворной необходимости креста, со всеми его ужасами, и притом именно сейчас. После этого Богочеловек снова обрел ту твердость духа, которая отличала Его всю жизнь, среди всевозможных опасностей и лишений и останется с Ним во время страданий. Так обыкновенно бывает с искушаемыми: чем сильнее борьба, тем более укрепляется ею дух.

Глава XV: Предание

Предатель со спирой. — Аз есмь! — Великодушное самопредание. — Необдуманная ревность Петра. — Исцеление урезанного уха. — Рассеяние учеников. — Стража ведет Иисуса Христа, связанного, в Иерусалим. — Приключение с одним юношей. — Иоанн и Петр следуют издали за Учителем.

С возвышенности, на которой лежал вертоград Гефсиманский, можно было уже заметить приближающуюся толпу, которая, при всей осторожности, выдавала себя несколькими светильниками. В ней были разные люди — большей частью стражи храма и слуги первосвященнические, воинственный вид которым придавало различное оружие, которое они несли в руках и которое применялось для насилия и грабежа. Можно было подумать, что эта толпа идет на какой-либо бесчестный промысел или же ей пришлось неожиданно вооружиться против возмутителя ночного спокойствия, если бы несколько человек из римских воинов и начальников храма, даже синедриона (Лк. 22, 52), не показывали своим присутствием, что все это делается по распоряжению высшего начальства. Посылать такие жалкие отряды — было последним остатком власти иудейского синедриона, перед вождями которого трепетали некогда полководцы и государи Востока; и синедрион едва ли не в последний раз воспользовался этим правом — против своего Мессии! Мрачная картина освещенной факелами толпы довершалась видом одного человека, который дрожащими стопами шел впереди и вел всех, хотя был без оружия, и движениями своими невольно показывал, что он недавно совершил злое дело и теперь спешит на новое, еще большее. То был несчастный Иуда…

Страже и слугам (кажется) не было известно, против кого они отправлены. Первосвященники имели достаточную причину не объявлять им этого, из опыта зная, что для некоторых слуг слова Иисуса важнее приказаний их начальников (Ин. 7, 46). Тем нужнее был какой-либо определенный знак, указывающий на виновного. Предатель избрал для этого лобзание. «Кого я облобызаю, тот и есть, возьмите Его». Знак этот избран Иудой не по злобе, как можно предположить с первого взгляда, а более, кажется, для прикрытия злобы. Из обстоятельств предательства видно, что предателю хотелось, отделившись от толпы, одному подойти к Учителю, как бы возвращаясь из города, и, по обыкновению, поцеловав Его, замешаться в толпу учеников, предоставив страже через какое-то время самой напасть на Учителя. То есть несчастный все еще хотел придать своему злодеянию вид неумышленного поступка. Но избрать, даже без злобы сердечной, знаком измены то самое действие, которое служило выражением дружбы в малом обществе Иисусовом и так разительно отличало его от обществ раввинских (где ученики получали лобзание от раввинов, но не смели сами давать его), — это составляло верх если не злобы, то бессмыслицы, которая, по-видимому, привела в удивление Самого Сердцеведца.

Иисус, ведая все, что с Ним будет, с приближением предателя идет к ученикам и возбуждает от сна не только трех, но и всех прочих, которые еще менее способны были преодолеть тяжесть телесной усталости. «Вы все еще спите и почиваете, — сказал Он, — но дело уже кончено: час пришел! восстаните, идем! Се приближися предаяй Мя; и Сын Человеческий предается в руки грешников» (Мф. 26, 45–46).