Последние дни земной жизни Господа нашего Иисуса Христа

Вместе с этими словами, чтобы дать ученикам время совершенно пробудиться от сна и приготовиться к опасности, Иисус пошел один вон из вертограда навстречу толпе. Такое великодушие для предателя облегчало способ указать Учителя страже, но в то же время уничтожило его надежду — прикрыть свою измену видом случайного возвращения из города. В смятении чувств, не зная, как поступить, он однако же ускорил свои шаги (Мк. 14, 45), чтобы дать страже обещанный знак, по крайней мере, до прибытия учеников. Но Учитель предупредил измену, и все еще желая образумить изменника, спросил кротко: «Друг мой, зачем ты здесь?» (Мф. 26,50.) — «Равви, — отвечал Иуда, и слово замерло на устах его… — Равви, — повторил он с принуждением (Мк. 14,45), — здравствуй!» И тотчас облобызал Его. При этом знаке искреннего братства, отметившем теперь самую низкую измену, сердце Иисуса невольно возмутилось негодованием. «Иудо, лобзанием ли предавши Сына Человеческого?» (Лк. 22,48.) Увидим, как сильно отзовутся слова эти в душе несчастного…

Уже преданный нечестивым лобзанием, Богочеловек восхотел показать врагам Своим, что Он предает им Сам Себя и что без Его собственной воли ни предатель, ни они не могли бы ничего сделать. Обратившись к толпе (которая успела приблизиться в то время, как предатель совершал свое предательство), Иисус спросил громко: «Кого ищете?»

«Иисуса Назарянина», — отвечали старейшины отряда, или не узнавая в темноте, Кто говорит с ними, или желая испытать, что Он, узнанный, будет делать…«Аз есмь», — отвечал Иисус. Услышав слова эти, стража, словно от необыкновенного удара громового, вся пришла в величайшее смущение; большая часть невольно отступила назад, многие от страха припали к земле (Ин. 18, 6). В кратком слове, вышедшем из уст Иисуса, казалось, заключалась некая тайная сила, непреодолимая, всемогущая. Откуда она? Хотя с именем Иисуса в уме стражей соединялось все поразительное, чудесное, так что мысль — быть отправленным для взятия Чудотворца, может быть, даже Мессии, — сама собой смущала ум, связывала руки, отнимала дух и лишала сил (ибо всякому было известно, что древние пророки иногда в подобных случаях призывали в защиту огнь небесный или другие сверхъестественные средства — 4 Цар. 1, 19); но все это, кажется, не могло бы заставить стражу отступить, тем более упасть на землю без особенной таинственной силы слов, сказанных Иисусом, ведь все делалось по приказу синедриона, а римские воины не разделяли образа мыслей евреев о Мессии и даже не были знакомы с Ним. С другой стороны, поскольку Богочеловек, вступая на крестное поприще, отрекся от всех — и естественных и сверхъестественных — средств защиты, то поражение стражи ужасом и повержение ее на землю не могло быть преднамеренным действием силы чудотворения, а произошло вследствие необыкновенной силы духа, с которой была выражена святая решимость идти на крест, неким непосредственным, так сказать, отблеском Божества, обитающего в Иисусе Христе телесне.

В каком смятении чувств должен был находиться при этом Иуда! Теперь, может быть, он сам согласился бы отдать все, только бы уничтожить свою измену, но мрачное деяние уже отлетело в ад.

Господь оставался на том же месте, ожидая, когда стража сможет взять Его. Между тем, ученики один за другим, выходя из вертограда, присоединялись к Нему. Когда слуги, ободряемые примером фарисеев, а более кротостью Иисуса, оправились от первого страха, Иисус подошел к ним и снова спросил: «Кого ищете?»

Невежественная толпа отвечала уже смелее, что она ищет Иисуса. Некоторые из слуг (более дерзких) начали принимать меры даже к тому, чтобы захватить и всех учеников.

«Не сказал ли Я вам, — отвечал Господь, — что это Я? Итак, если Меня ищете, то оставьте их: пусть идут». Стража невольно повиновалась этому все еще страшному для нее гласу и тотчас оставила учеников, в отношении которых ей, кажется, не было дано никакого определенного приказания. По всей вероятности, и сам Иуда обещался предать только одного Учителя. Между тем, в этом случае, как заметил св. Иоанн, надлежало исполниться и пророческим словам Иисуса: «ихже дал еси Мне, не погубил от них никогоже». В самом деле, ученики, как покажет пример Петра, еще так мало способны были разделять с Учителем чашу искушений и страданий, что взятие кого-либо из них под стражу и предание мукам могло навсегда отделить его от Иисуса и подвергнуть совершенному падению. «Немощи убо ради их, — замечает св. Златоуст, — творит я кроме искусов».