Последние дни земной жизни Господа нашего Иисуса Христа

И отселе, — присовокупил Господь, не желая обличением недостатка в знании усиливать в учениках печаль, — и отселе познасте Его, и видесте Его».

В самом деле, уже весьма недалеко было время, когда каждый из учеников в состоянии будет, вместе с Иоанном говорить: еже слышахом, еже видехом очима нашима, еже узрехом и руки наша осязаша, о словеси животнем: и живот явися, и видехом и свидетельствуем (1 Ин. 1, 1); но теперь напоминание о ведении Отца подало одному из учеников повод обнаружить свое неведение еще новым вопросом. Филиппу (так назывался ученик), по его наклонности к видимому и внешнему (Ин. 66 7), особенно нравились чувственные Богоявления, которыми так обилует Завет Ветхий. Времена Мессии, по общему мнению иудеев, долженствовали быть временами еще больших Богоявлений; а между тем, самые ученики Иисуса — Мессии доселе не видели Бога, как видели Его некогда Авраам, Моисей и проч. Это казалось Филиппу странным: потому, когда Господь сказал видесте Его (Отца), он тотчас воспользовался этим случаем к изъявлению давнего и, может быть, общего желания.

«Глагола Филипп: Господи (когда уже Ты Сам говоришь: видесте), покажи нам Отца и довлеет нам!» (мы ничего больше не будем ни просить, ни желать). Несмотря на детское свойство этого вопроса, от него подвиглась, если можно так сказать, вся глубина души Иисусовой: ибо, несмотря на детское свойство его, это был такой вопрос, который мог быть предложен Сыну Человеческому целым родом человеческим.

«Толико время с вами есмь, — отвечал Господь столь же кротко, сколь величественно, — и не познал еси Мене, Филиппе?.. Видевый Мене, виде Отца: и како ты глаголеши: покажи нам Отца? Не веруеши ли, яко Аз во Отце и Отец во Мне есть?

Глаголы, яже Аз глаголю вам, — продолжал Господь, обратясь ко всем ученикам, в которых также легко могло возникнуть желание, подобное Филиппову, — о Себе не глаголю: Отец же, во Мне пребываяй, Той творит дела. Веруйте Мне, яко Аз во Отце и Отец во Мне. Аще ли же ни (если для этого не довольно Моего уверения) — за та (самые) дела веру имите Ми.

Аминь, аминь глаголю вам: веруяй в Мя дела, яже Аз творю и той сотворит и болъша сих сотворит: яко Аз ко Отцу Моему гряду.

Что касается до вас, все, еже аще что просите от Отца во имя Мое, то сотворю; да прославится Отец в Сыне.

И аще чесо просите во имя Мое (прямо от Меня), Аз сотворю».

На такой язык любви нельзя было ученикам не отозваться каким-либо знаком любви и уважения.

«Аще любите Мя, — отвечал Господь, — заповеди Моя соблюдите; и Аз умолю Отца, и иного Утешителя даст вам, да будет с вами в век, Дух истины, Которого мир не может прияти, яко не видит Его, ниже знает Его; вы же знаете Его (если еще не по ясному сознанию, то по чувству сердца), яко в вас пребывает (хотя еще и тайно) и в вас будет.

Не оставлю вас сирых, — продолжал Господь, заметив, вероятно, что обещание иного Утешителя не сильно заменит в уме учеников лишения наставника и учителя в Нем Самом, — прииду к вам. Еще мало, и мир ктому не увидит Мене, вы же увидите Мя: яко Аз живу и вы живи будете. В той день уразумеете вы, яко Аз во Отце Моем, и вы во Мне, и Аз в вас.

Имеяй заповеди Моя и соблюдаяй их (от этого все зависит), той есть любяй Мя: а любяй Мя, возлюблен будет Отцем Моим, и Аз возлюблю его, и явлюся ему Сам».

Обещание явиться только ученикам Своим, и тем одним, которые любят Его, не могло не показаться странным при ожидании чувственного воцарения Учителя над всем миром.

Мысль эта с особенной силой подействовала на Иуду не-Искариотского: «Господи, — вопросил он, — и что бысть, яко нам хощеши явитися, а не мирови?"