«Мне не приходило в голову, чтобы японцы осмелились открыто абордировать миноносец, — напишет Рощаковский в рапорте. — Но мне казалось, что пустить тихонько мину, уйти и потом отпереться от всего — было бы в японском духе…» Чтобы японцы решились по-пиратски атаковать в нейтральном порту разоруженное судно, нагло поправ все морские законы, — об этом русский офицер и помыслить не мог…
Медленно тянулась душная безлунная ночь. На море был штиль. Подложив под головы пробковые спасательные жилеты, офицеры и матросы лежали вповалку на палубе. В команде воцарилась уныние. Чтобы приободрить матросов, мичман Петров допоздна читал им «Сорочинскую ярмарку» Гоголя. Вдоль бортов стояли китайцы с кремневыми ружьями.
Утомленный событиями минувшего бурного дня, Рощаковский спустился к себе в каютку. Но поспать не удалось. Внезапно сверху послышался шум — это китайцы поспешно разбирали в шлюпках весла. В паническом состоянии они покинули «Решительный». Рощаковский, накинув тужурку, выскочил наверх.
В 3 часа ночи послышались всплески весел. К трапу приближалась шлюпка. На корме сидел офицер-японец, в полной форме, при мече, рядом — штатский. Шлюпка приблизилась, и штатский обратился к Рощаковскому по-русски: «Японский офицер желает говорить с русским командиром, просит разрешения войти на палубу».
Полагая, что это парламентер, Рощаковский дал согласие, однако приказал поднимать экипаж. «Парламентер», положив руку на эфес меча, громко зачитал бумагу. Переводчик отчеканил:
— Предлагаю командиру миноносца немедленно выйти в море и вступить со мной в бой. Если у него неисправна машина, предлагаю взять его на буксир, вывести в море и там вступить в бой. Если командир отказывается, ему надлежит сдаться.
Из описания событий в Чифу: «Тем временем на рейд Чифу вошли два японских истребителя — "Асасиво" и "Касуми", преследовавшие "Решительный" накануне, но потерявшие его в темноте. Около 3.00 ночи к борту русского миноносца подошла шлюпка с группой вооруженных матросов во главе с мичманом Тарасимой Усаби. Японцы, вопреки всем нормам международного права, предъявили нашим морякам ультиматум: либо "Решительный" выходит в море ^ля боя, либо сдается. Мичман Тарасима предложил сдать миноносец, а на борт поднялся унтер-офицер, несущий полотнище японского знамени. Увидев его, мичман Петров развернул в руках Андреевский стяг».
— Мы не сдаемся, — заявил Рощаковский. В своем рапорте он докладывал: «Я тогда сказал: "У вас есть сабля — можете убить меня, я вам клянусь, что не стану защищаться, но, пока я жив, не вздумайте поднимать своего флага!"
С лица Тарасимы не сходила наглая улыбка
— Уважая тишину и спокойствие жителей нейтрального города, — сказал он, — я имею счастье предложить вам в этом случае выйти сейчас же в море и принять рыцарский бой с нами.
Рощаковский оглядел своих матросов
— Хорошо, — согласился он, — я и мой экипаж готовы принять бой. Но прежде укажите китайскому адмиралу Цао, чтобы на время сражения он вернул нам замки от пушек, минные ударники и личное оружие моего экипажа.
— Простите, — отвечал на это японец, — но мы не властны вмешиваться во внутренние дела Китая.
— Это вы-то не властны? — рассвирепел Рощаковский…»
Тем временем подошла вторая шлюпка с десантом Рощаковский все понял. Японцы решили попросту захватить миноносец, а переговоры затеяли, чтобы без помех приблизиться к кораблю. Положение было отчаянное. Решение нужно было принять в считанные секунды. И командир принял его. Миноносец — взорвать, а экипажу драться до последнего. Драться, несмотря на то, что оружия у моряков «Решительного» уже не было… Матросы разбирали, что только можно, для драки: гаечные ключи, вымбовки и свайки.
На борту «Решительного» остались лишь три подрывных патрона, оставленных Рощаковским «на всякий случай», поэтому лейтенант приказал минеру взорвать патронные погреба. Однако, чтобы подготовить взрыв, надо было потянуть время, и Рощаковский попытался отвлечь японца переговорами. Он заявил, что корабль разоружен, находится под зашитой международных законов, а экипаж обязался в войне не участвовать. Однако десантники уже проникли на борт и рассеялись но всему кораблю. Внезапно из темноты возникли силуэты двух японских миноносцев, а затем и крейсера, С погашенными огнями они подходили к «Решительному».
Получив сообщение, что взрыв подготовлен, командир громко скомандовал:
— Ко мне, ребята, пошли в рукопашку!
В своем рапорте он напишет об этих минутах: «Я умышленно оскорбил японского офицера, ударив его кулаком в лицо, при этом же крикнув своей команде: «Братцы, делайте, как делаю я!»
На борт «Решительного» лезли японские матросы. Тарасима что-то выкрикнул. Японские матросы кинулись бить прикладами мичмана Петрова. Но тот, поверженный и за-топтага1ый, так и не выпустил из рук флага.
В этот момент японцы попытались поднять на миноносце свой флаг. Увидев это, Рощаковский крикнул:
— Братцы, бросай желторожих за борт!