Последние герои империи

Участник обороны Порт-Артура М. Лилье пишет. «В девятом часу вечера миноносец "Решительный" ушел в Чифу, очевидно, с донесением в С-Петербург о выходе эскадры для прорыва во Владивосток. На том же миноносце уехали из Артура артиллерийский подполковник Меллер и корабельный инженер Беженцев. Оба они получили за свою деятельность в Артуре Владимирские кресты и, вероятно, сочли свое присутствие в крепости, после ухода эскадры, совершенно лишним».

Волны глухо били в левую скулу корабля и хлестали мелкими брызгами в лица верхней вахты. Несмотря на неисправность некоторых механизмов, в том числе циркуляционной помпы, миноносец держал хороший ход. Инженер-механик Кисляков выжимал из изношенных машин миноносца все возможное.

Однако проскочить незамеченными не удалось. Из мглы вынырнули сразу два японских миноносца и устремились на перехват «Решительного».

— Вперед полный! — крикнул лейтенант в машину. За кормой миноносца вскипел пенный бурун. От ветра выступили слезы. Про себя Рощаковский читал родовую молитву, которую всегда читали в минуту опасности его отец и дед: «Господи, не покинь меня, заблудшего! Имя твое — Сила, укрепи ж меня, слабого и бессильного! Имя твое — Свет, освети душу мою, померкнувшую в жизненной борьбе и страстях! Имя твое — Покой, дай неприкаянной душе моей обрести покой! Имя твое — Милосердие, смилуйся над нами!»

Отчаянно маневрируя на полных ходах так, что миноносец ложился бортом в волну, Рощаковский быстро перевел японцев на кормовые углы, а затем, постоянно меняя курс, и вовсе оставил своих преследователей с носом

Ранним утром следующего дня «Решительный» буквально влетел на внешний рейд Чифу. Ни Рощаковский, никто другой на борту «Решительного», разумеется, не могли еще знать, что к этому моменту корабли нашей эскадры так и не смогли прорваться во Владивосток и уже возвращались в Порт-Артур после ожесточенного сражения в Желтом море, а посылавший Рощаковского в Чифу контр-адмирал Витгефт был уже мертв…

По приходу на рейд Чифу с миноносца спустили шлюпку, и Рощаковский лично доставил депешу в российское консульство. Теперь, согласно инструкции Витгефта, он должен был отдать приказ о разоружении корабля… Консул обещал договориться об условиях интернирования миноносца с местным дацуном (китайским губернатором). Рощаковский убедительно просил его «выторговать» время, чтобы произвести кое-какой ремонт.

«С самого выхода из Порт-Артура мысль о разоружении не давала мне покоя, — напишет он позднее в рапорте. — В подобном образе действий я усматривал нечто роняющее достоинство России».

Разоружение означало, что до конца войны корабль будет находиться под охраной нейтральных китайцев, а команда будет объявлена гражданскими лицами, не имеющими права принимать участия в боевых действиях.

Конечно, Рощаковского это не устраивало. Собрав офицеров, он предложил им высказать свое мнение. Все были единодушны: попробовать прорваться в Артур, а если не получится, то идти в Сайгон, там ждать подхода эскадры с Балтики и уже в ее составе снова идти в Артур.

Затем слово взял инженер-механик Кисляков:

— С состоянием наших машин никуда прорваться мы не сможем! Необходимо перебрать эксцентрики гребною вала, а на это надо время!

Визит к китайскому адмиралу был менее успешен, чем визит к консулу. Командующий китайской Северной эскадрой Са Чжен-бин принял Рощаковского в синем халате и был важен как средневековый мандарин.

— Ни о каком времени на ремонт не может быть и речи! — заявил он через переводчика — Вы должны разоружиться сегодня же!

Покидая китайский крейсер, Рощаковский увидел на крыле мостика японского офицера. Тот оскалился в улыбке и приложил ладонь к козырьку фуражки. Рощаковский отвернулся. На душе было тошно. Китайцы явно плясали под японскую дудку, и это не сулило ничего хорошего.

К моменту прибытия Рощаковского на миноносец там было уже полно китайских матросов, прибывших контролировать разоружение.

«Если бы дело шло лично обо мне, то я бы не задумался понадеяться на слепое счастье. Но я являлся хозяином дорогостоящего судна и 50 человек. Я счел себя не вправе преднамеренно погубить все это, без всякой выгоды, но лишь только для удовлетворения самолюбия. Я решился разоружаться в Чифу…» — так описал причину своего решения Рощаковский.

Ближе к вечеру консул прислал на «Решительный» записку, сообщая, что с дацуном Чифу говорить бесполезно: Пекин настоятельно требует полного и немедленного разоружения миноносца.

29 июля в 16.00 с «Решительного» сняли затворы орудий и торпедных аппаратов, ударники и запальные стаканы мин Уайтхеда. Все это вместе с винтовочными затворами и штатными револьверами перевезли на берег. К вечеру того же дня миноносец перестал быть боевым кораблем. С паровых машин сняли важнейшие детали. После этого на «Решительном» спустили флаг. Отныне миноносец считался выведенным из кампании.

Около полуночи китайцы донесли, что на рейде замечены японские миноносцы. Рощаковский встревожился. Собрав экипаж, он приказал всем спать на верхней палубе.