Последние годы Сталина. Эпоха возрождения

Лозгачев же утверждает, что больного нашли в «малой столовой». И это действительно так, но малая столовая не была помещением для приема пищи, а практически являлась жилищем Сталина. «Отец жил всегда внизу, — пишет С. Аллилуева, — и по существу, в одной комнате. Она служила ему всем. На диване он спал (ему стелилитам постель), на столике возле стояли телефоны, необходимые для работы; большой обеденный стол был завален бумагами, газетами, книгами. Здесь же на краешке ему накрывали поесть, если никого не было больше».

К этому времени, когда Хрущев приехал на дачу после звонка Маленкова, охрана уже перенесла больного в большую столовую, где Бутусова «отвернула… завернутые рукава сорочки». Конечно, охрана доложила приехавшим об этом, как и о том, что «спящий» при этом не пришел в себя.

Можно ли допустить, что такая информация не произвела впечатления? Можно ли поверить Хрущеву, что негодяи проявили тактичную скромность, чтобы не посмотреть на беспомощного Вождя? Ну, хотя бы одним глазом?

«Не верю!» — кричал в таких случаях великий Станиславский. Не поверим тоже… Но если приехавшие не проявили любопытство, следовательно, им незачем было смотреть на больного. Они прекрасно знали, что произошло! Вместе с тем о приезде на дачу Хрущева Лозгачев умолчал. Почему? Что произошло в это время?

Пропустив три часа действия, комендант дачи продолжает «свидетельство»: «Я остался один у постели больного. Обида от беспомощности перехватила горло, и душили слезы. А врачей все нет и нет. В 3 часа ночи слышу — подъехала машина, приехали Берия и Маленков. Я полагал, что это врачи приехали, но с появлением Берии и Маленкова надежда на медицинскую помощь лопнула. Берия, задрав голову, поблескивая пенсне, прогромыхал в зал к Сталину, который лежал под пледом вблизи камина. У Маленкова ботинки скрипели, помню, снял он их, взял под мышку. Встали поодаль от больного Сталина, который по роду заболеваемости захрипел.

Берия на меня матюшком: «Что же ты панику поднимаешь? Хозяин-то, оказывается, спит преспокойно. Поедем, Маленков!» Я им все объяснил, как он лежал на полу, и как я у него спросил, и как он в ответ «дзыкнул» невнятно. Берия мне: «Не поднимай панику, нас не беспокой. И товарища Сталина не тревожь». Ну и уехали…

Опять остался я один. Думаю, надо опять звонить Старостину, пусть он опять всех поднимает. Говорю: «Иначе он умрет, а нам с тобой крышка будет». Звони, чтоб приехали».

Лишь в половине восьмого приехал Хрущев, утешив: «Скоро будет медицина». Около девяти часов действительно появились врачи…»

Таким образом, по словам Лозгачева, с момента обнаружения охраной тяжелого состояния больного прошло еще четыре с половиной часа, когда вместо врача появились только два члена ЦК — Берия и Маленков — и, убедившись в беспомощности Вождя, преступно удалились. О приезде на дачу Хрущева комендант не упоминает.

Однако сам Хрущев признается в посещении дачи перед полуночью, куда он доехал после сообщения Маленкова за 15 минут, но утверждает, сославшись на нежелание проявить бестактность, что визитеры в помещение главного дома не заходили.

Он продолжает: «Мы разъехались по домам. Прошло небольшоевремя, опять слышу звонок. Вновь Маленков: «Опять звонили ребята от товарища Сталина. Говорят, что все-таки что-то с ним не так… Надо еще раз съездить». Мы условились, что Маленков позвонит всем другим членам Бюро, включая Ворошилова и Кагановича, которые отсутствовали на обедеи в первый раз (в первый ли? — К.Р.) на дачу не приезжали».

Не составляет большого труда обнаружить в обеих версиях как расхождения, так и откровенные нелепости, порождающие множество вопросов. Вот основные. Чем объяснить странное поведение охраны в течение всего дня 1 марта? По какой причине Хрущев и кто-то прибывший с ним перед полуночью 1 марта не вошли в помещение к больному? Почему после сообщения охраны, что руководитель государства найден на полу в беспомощном состоянии, ни охрана, ни высшие чины не вызвали врача?

Ответ на эти вопросы может быть вполне определенным: уже с утра 1 марта люди, руководившие службой безопасности, все эти томительные часы знали о кризисном состоянии, в котором находился Сталин. Более того, они умышленно и намеренно дезинформировали охрану, не позволив ей принять необходимые меры, предотвращавшие трагический исход.

И главным лицом, способным ввести охрану в состояние пассивного ожидания, прежде всего был непосредственный начальник, которому охрана не могла не подчиниться. Такими полномочиями обладал министр МГБ Игнатьев.

Однако осуществить такие преступные действия без гарантии, что он останется безнаказанным, Игнатьев не мог. И не только потому, что, по свидетельству современников, был довольно слабовольной личностью. Так или иначе он должен был примазаться к выигравшему от этого преступления политическому лидеру, способному дать ему прикрытие.