Последние каникулы

Он понимал, что она дурачится, но все равно жалел ее и начинал за нею повторять то, что говорила она. А Надя уже брала его за руки и начинала кружиться по комнате, как настоящая дама с настоящим кавалером… И было Федору необычайно интересно возле нее, хорошо…

* * *

Григорий подошел к новенькому кирпичному гаражу, зазвенел ключами. С тонким визгом растворилась дверь — в лицо ударил солнечный луч, отраженный никелированным бампером голубых «Жигулей».

— Хорошо, да?.. В такой машине да с Наденькой бы!

Федор смутился: только что этот человек напирал на высокие материи, слово красивое произнес — «талант», а тут ему Наденька для интерьера нужна. Федору захотелось к матери, но он, как гость, был не волен распоряжаться собой.

— Садись, друг, опробуем!

Они покатили по пыльной, в колдобинах и ямах улице. Выехали на шоссе, повернули на песчаную дорогу со следами копыт. Миновали двухэтажную больницу с красной чашей и змеей на кирпичной стене и скрылись в лесу.

— Ты о машине мечтал? — спросил Григорий.

— Еще не успел. Я самолеты люблю.

— Самолеты для неба годятся, а для земли — машина… Чай, батя твой давно мог подкопить на машину, а он, будто миллионер какой, все на поселковую ребятню тратится. Будто и забот никаких. И хоть бы ребятня была сиротская, несчастная, а то живут при родителях, многие из которых свою зарплату не на чадунюшек своих тратят, а на винный отдел. А батя твой навроде поселковой няньки, будто и забот никаких. И это при том, что детки у него постарше тебя и пошире в плечах.

«Зачем он об этом? Что за удовольствие получают люди, когда лезут не в свои дела? И ведь выгоды никакой!»

Лес кончился, машина выскочила на широкий низкий берег озера — глазам открылся невиданно-голубой, солнечный простор Ладоги. На песке лежат опрокинутые лодки. Возле одной из них мужчина в белой майке с пятью олимпийскими кольцами на груди смолит днище. Горит костер, чуть шевеля бледными на солнце лохмотьями пламени; возле костра молодая женщина чистит картошку, а возле нее копается в песке темноволосый курчавый малыш в оранжевых плавках.

— Что ни год, все больше лодок становится, — сказал Григорий и заглушил мотор возле зеленого сарая. — Больше лодок — больше браконьеров — закон озера!

— А там — крепость Орешек, — показал Федор на каменный остров, поднявшийся из воды недалеко от них.

— Точно… Ох ты, смотри!

В воду с берега входил черно-бурый лось. Когда ему сделалось по грудь, остановился, рога-лопаты медленно повернул к берегу, где заливалась крохотная рябая собачонка, — она бегала возле воды и аж постанывала от восторга, что видит такое чудовище.

— Сохатый, — уважительно произнес Григорий. — Вишь, прямо к нам забрел, чай, необходимое дело привело. Такое редко случается, чтобы на глазах у всех и среди бела дня. Ты лосей видел?

— Только по телевизору.

— Пойди к нему, погляди. И сюда возвращайся, к сараю. Зимой у меня тут катер стоит, а летом мотор храню и кое-что по мелочам.

Федор направился к лосю. Собачонка, завидев человека, залилась пуще прежнего. Вскочила в воду и, суетливо поглядывая на подходившего Федора, норовила броситься вплавь на лесного гиганта.

Сохатому надоел ее визг. Подняв голову, он смотрел в озеро. В синей дымке был хорошо виден противоположный берег Шлиссельбургской губы. Над ним крохотной серебристой звездочкой скользил самолет, оставляя за собой чуть заметный белый след.

— Поди сюда, голубчик, — позвал Федор лося. Тот качнул рогами, понюхал воду. Вошел глубже и поплыл, держа голову высоко над водой. Он плыл широкими толчками, издавая при этом такой шум, будто несколько мощных весел гнали громадную лодку. Его темная холка шевелилась, вздрагивала, а густая борода иногда касалась воды. Он быстро удалялся от берега — никаких человеческих сил не хватило бы угнаться за ним.

Федор пожалел, что рядом не было Али. Он мысленно перенес ее с шумной улицы, по которой мчатся грохочущие машины и трамваи, сюда, на берег, и несколько мгновений вместе с ней следил, как по солнечной воде плывет красавец лось. Обидно было наблюдать это зрелище одному, без Али, и он, махнув лосю на прощание рукой, направился к машине. Взбудораженная было незваным гостем собачонка теперь, свернувшись колечком, лежала на песке. У сарая хлопотал Григорий — наливал из белой полиэтиленовой канистры бензин в плоский коричневый бачок.

— Уплыл? — спросил он, выпрямляясь и поднося к глазам руку. — Ага, во дает, уже до середины добрался! Тут наискосок до того берега километров пять-шесть будет. Как под мотором!.. Чай, неспроста сюда прибрел, может, подругу искал. Это он рискует здесь ошиваться, могут подстрелить, охочий народ всегда отыщется… Как-нибудь махнем с тобой за рыбкой?