Последние каникулы, Шаровая молния

- Как хорошо! - вздохнула Оля.- Какая свобода!- Она встала, несильно раскачивая лодку, развела руки.- Я хотела вас спросить.- Она осторожно села.- У Вали, у командира, это серьезно?

- Так же серьезно, как и у вас,- сказал Вадик и полез в карман за сигаретами.- Обоих надо лечить, и в больнице. А почему это вас интересует?

Она долго молчала, сидя спокойно на своей скамеечке, потом объяснила:

- Он муж моей подруги и мой друг. А ваши лекарства помогут ему?

- Немножко.- Вадик закурил и устроился на корме поудобнее.- По всем правилам его следует в больницу класть. А "что вот мне делать с вами?

- Я все равно не разрешу вам меня лечить,- с вызовом сказала Оля.- Да и не больна я сейчас.

- Глупые дети,- ответил ей Вадик грустно и насмешливо.- Хотите казаться здоровыми, а надо ими быть. Нет цены, которую можно дать за здоровье, это-то хоть вы понимаете?

Она усмехнулась.

- Это мы понимаем. Но есть слово "надо". Такое слово знаете? А лечиться у вас я не буду. Потому что... Поплыли, я замерзла.

- Глупость какая! - бормотнул Вадик, возясь со шнуром магнето.- Я и говорю: надо лечиться...

- Спасибо! - уже с берега благовоспитанно сказала ему Оля и ушла в лагерь, а Вадик еще долго пыхтел, втаскивая лодку на берег, а потом мотор - в дом веселому и сегодня трезвому дяде Саше. Он еще измерил ему давление, напоил каплями и уже после отбоя, последним лег спать. Кончился этот долгий, пустой день, еще один, осталось на сутки меньше, подумал он, в блаженстве расслабляясь по системе йогов. И ему показалось, что подушка не такая жесткая, как накануне.

За тонкими кулисами вопреки крупно написанному "Не курить!" дым стоял коромыслом. Вадик, благополучно отчитавший свою лекцию "Профилактика производственного травматизма" и очень этим воодушевленный, толкался среди ребят. Он все пытался стряхнуть с себя столь редко возникающее у него чувство беспричинной радости и возбуждения, но не мог еще позабыть ни чуткости, с которой аудитория, спрятавшаяся там, за рампой, реагировала на страшные и смешные примеры из его лекции, ни аплодисментов, проводивших его за занавес...

Но вот на сцене комиссар последний раз лихо топнул, свистнул и ввалился к ним за кулисы. Широкогрудый, в тельняшке и черных брюках, он словно только что сошел с палубы корабля. Его номер был последний. Это знали: послышался шум, громкие голоса - все выходили на площадь, где прямо у здания клуба начинались танцы.

В фойе Вадик поправил галстук, критически осмотрел себя, с головы до ног и остался доволен. Костюм, промытые волосы, совсем выгоревшие на солнце, тщательное бритье и беззаботность возвращали его к домашнему, московскому ощущению праздника.

Около входа в клуб стояла плотная говорливая толпа, с криками бегали ребятишки; в сильном свете ламп дрожали тучи комаров. Иногда от "моря" на сохранившую дневной жар площадь добегал прохладный ветер и здесь выдыхался, падал.

Танцы открыл обязательный вальс. Вадик разглядел наконец в толпе Олю - она танцевала с командиром, молча, с легкой улыбкой кружась вокруг него, неловко поворачивающегося (Вадик услышал, как командир говорил: "Бутовый камень... дефицит..."), а рядом совсем тяжело крутил Таню комиссар. Таня, захлебываясь, что-то рассказывала ему, комиссар только согласно кивал головой. В танце Оли с командиром было такое, что опять неприятно задело Вадика. Он встал так, чтобы заметить, куда Оля выйдет из круга, и пригласить ее потанцевать что-нибудь более медленное и знакомое ему. После вальса было объявлено танго. Вадик засуетился, завертел головой, но увидел Олю, уже танцующую с Игорьком. Он что-то медленно с ухмылочкой говорил ей, а у Оли лицо было серьезное и губы твердо сжаты. Но красавец Игорек все изгилялся, и каждый раз, когда он наклонялся к ней, на Вадика накатывала волна злости: ему казалось, что Игорек может сейчас поцеловать Олю. А руки Игорька бесцеремонно прихватывали Олю за спину, за талию, нахально ползали.

Всю последнюю неделю каждый вечер после девяти, загасив печку, Оля и Таня приходили на костер, садились возле командира. Иногда рядом оказывался Игорек с гитарой, и тогда Оля пела. Вадик, постелив на траву отцовскую кожаную куртку, садился поодаль и, не встревая в разговоры, тянул сигарету за сигаретой, до горечи во рту. Днем, планомерно обходя дома в деревне-на прием к нему так никто и не шел,- он был занят, да и Оля как-то сторонилась его после той прогулки на моторке; да и в Таниной улыбке Вадику чудилось что-то сочувственное. "А-а! - решил он еще сегодня утром, когда Оля скупо кивнула ему в ответ на комплимент.- Хватит! Не хочет - и не надо".)