А Ги становится все более своевольным, от нянек удирает, слушается только ее – и хорошо, что пока слушается. Что ж дальше-то будет? Чтобы отвлечься, она попробовала вернуться к раскрытой книге – все то же, с юности любимое, «Утешение философией». Разумеется, не достопамятный список из дворцовой библиотеки, сыгравший такую заметную роль в ее жизни – тот безвозвратно погиб в Париже. А этот где-то раздобыл Фортунат. Он, кстати, Боэция не любил, хоть и сочувствовал трагическим превратностям жизни «последнего римлянина», но автором его считал сухим и рассудочным. «Любовь тройного происхождения, а именно – сострадание, дружба и просто любовь. В телах любовь существует лишь постольку, поскольку она телесна, в боге любовь существует только как начало интеллектуальное. В человеке любовь – и от начала телесного, и от начала интеллектуального», – с некоторой иронией цитировал он и добавлял, что подобное разграничение пристало скорее математику, чем философу, разумея, что среди трудов Боэция числилось также «Наставление к арифметике».
Связью единой скрепляет Все лишь любовь в этом мире, Правит землею и морем, И даже небом высоким. Если бразды же отпустит – Все, что слилось воедино, Сразу к борьбе устремится. Все, что рождает движенье В дружном согласии, мигом Гневным противником станет, Мир повергая в руины.
Азарика отложила книгу и подошла к столу. Из вороха карт ощупью вытащила нужную. Разгладила руками края, прищурилась на свечу, ища на пергаменте Сполето. Что все-таки там происходит?
– Не нужно говорить о ней. Зачем говорить о ней… сейчас?
– Потому что она может узнать, где ты была, и жестоко наказать.
– Она не наказывает…
– До сих пор. А позавидует твоей молодости, твоей красоте, и…
– О мой любимый, ради тебя я вынесу все, что угодно! И потом, ваша светлость, я готова остаться с вами и никогда к ней не возвращаться.
Такая решимость несколько напугала Роберта. Ну как дуреха и в самом деле удерет в Париж? А ведь она нужна ему в Компендии.
– Не в этом дело, – мягко сказал он. – А в том, что она вообще не имеет права тебя наказывать. Кто она такая? Мужичка с темным прошлым. Ниже последней рабыни.
– Но говорят, что ее дед был императором…
– Оставим это. Мой брат наверняка выдумал подобную сказку, чтобы оправдать свою женитьбу. Если бы он захотел жениться на тебе, ему бы ничего придумывать не понадобилось. Ты благородного рода.
– Любимый! Не надо ревновать! У меня с ним… никогда… ничего…
= – Глупая! (Это он сказал совершенно искренне). Ты ничего не поняла. Я только хотел сказать, что ты достойна была бы стать женой короля. Но я, к сожалению, не король. И королем уже не буду.
– Почему?
– Потому что королем будет Ги. Как ты думаешь, смогу я пережить его?
Вопрос привел Ригунту в полную растерянность.
– Ну конечно… – забормотала она. – Но ведь это столько ждать…
– Да, разумеется, – сказал Роберт и погладил ее по светлым волосам. Непонятливость Ригунты порой раздражала его, а порой приводила в умиление. Ему было ее искренне жаль.
А тех двоих – нет.
И тем временем, пока лето шло своим чередом, пока двое могущественных сеньеров Европы схватились в центре Италии за корон распавшейся империи, пока двое одиноких, увечных, оскорбленных жизнью людей не могли оторваться друг от друга в усадьбе на опушке леса, пока смуглая молодая женщина, сидя у детской постели, склонялась над картами и переносила в Хронику поступавшие с полей сражений донесения гонцов, на отмытой, подлатанной и кое-как обставленной Вилле Фредегонды происходили следующие диалоги:
– …конечно же, ведьма. Разве ты никогда не замечала за ней ничего… такого? Разве она ведет себя так, как положено?
– Но она ходит в церковь…
– Не в церковь, а в замковую часовню. А там всем заправляет Фортунат. Я Фортуната сызмальства знаю, он уже тогда был еретиком. А уж как попал под ее власть… Она и брата моего заколдовала, иначе как бы он женился на ней?
– Да… мне кажется… все эти книги… Никто на свете не читает столько книг…
– Вот. А что в этих книгах? От кого все эти знания? От кого еще женщина, да еще низкого рода, могла получить их?
– От дьявола… Может быть, сжечь книги?
– Не поможет. Зло уже свершилось. О, если бы я мог освободить брата от ее власти! Она сеет между нами рознь, она клевещет ему на меня, из-за нее я столько лет живу в опале, не видя родного брата! А теперь то, что я далек от двора, еще горше, потому что я узнал тебя. моя радость. Если бы не она, я мог бы появляться в замке открыто, и видеть тебя, не таясь.
– Но ведь я уже говорила… я готова бежать в Париж… жить там где угодно… лишь бы подле тебя… людские пересуды мне ничто…
– А я не приму от тебя подобной жертвы. Это недостойно тебя. И, кроме того, ты можешь гораздо больше помочь мне, если пока останешься в Компендии… мне и моему брату.
– Как я могу помочь… и королю к тому же… ведь его даже в Нейстрии сейчас нет.
– Это и хорошо, что его нет, что он далеко, в походе. Душа и ум его затуманены колдовством, он мог бы только помешать тебе.
– В чем?