Последние хозяева Кремля

А в стране, между тем, творится что-то неслыханное. Публично признают ошибку и выпускают совсем недавно проклинаемых врачей. Отбирают орден у доносчицы Тимошук. Арестовывают и казнят руководителей „славных органов”, тех самых, которые предстоит возглавить Андропову. В „Правде” появляется статья о необходимости коллективного руководства и недопустимости культа личности. Это первая, еще замаскированная атака на Сталина, пока еще лежащего в мавзолее. Но в самом коллективном руководстве идет жестокая борьба. Первой ее жертвой становится, казалось бы, всемогущий Берия. Его арестовывают, а затем и расстреливают. Человек, четырнадцать лет возглавлявший органы, канул в небытие. После этого на некоторое время воцаряется согласие. Маленков остается во главе правительства. Хрущев управляет партией.

Начинается период, получивший название „оттепели”. „...Высокое солнце весны пригревает... и влюбленных на мокрой скамейке, и черную лужайку, и весь иззябший за зиму мир”, — писал Илья Эренбург в своей знаменитой повести, давшей имя этому периоду советской истории.

И в самом деле, всем, кто встречал ту весну, она казалась удивительной. В воздухе пахло не только подснежниками, но и свободой. Вдруг оказались на воле те, кто десятилетиями был погребен в лагерях и тюрьмах, кого давно отчаялись увидеть вновь. Громче, увереннее зазвучали голоса людей. Они выпрямлялись, словно освобождаясь от тяжелой ноши прошлых лет, и по-иному начинали смотреть на то, что их окружало.

В раскрытые навстречу свежему ветру окна врывались с улицы, как пишет о том Эренбург, „голоса детей, гудки машин, шум весеннего дня”. Вместе с половодьем, взламывающим льды, вместе с набуханием почек, вместе с первыми робкими букетиками фиалок в руках влюбленных в страну возвращалась, рвалась бурным неудержимым стремительным потоком сама жизнь. Изумительной, неповторимой вспоминается та весна, незабываемая и сейчас по прошествии стольких лет, весна 53-го года.

Ни Андропову в Москве, ни Черненко в Кишиневе это радости не доставляет. Начавшееся половодье ведь может смыть их. Уже тогда воспитанники Сталина предпринимают все, что в их силах, чтобы остановить весну, чтобы убить надежды, чтобы вновь заковать страну в ледяные оковы зимы. Пока что у них сил недостаточно, и им приходится отступить.

Из кабинета на Старой площади Андропов вынужден переселиться в здание на Смоленской площади. Из еще совсем недавно обладавшего огромной властью партаппаратчика, отвечавшего за связь с органами, он превращается в незначительного чиновника Министерства иностранных дел. Его назначают заведующим четвертым отделом, ведающим отношениями с Польшей и Чехословакией. А затем он падает еще ниже. В том же 1953 году его посылают советником в Венгрию. Он даже перестает быть депутатом Верховного Совета. Наступает тридцатилетний период его жизни, в начале которого казалось, что с ним покончено, но конец которого застает его на посту всесильного генсека. В этом смысле его судьба схожа с судьбой его предшественника. Брежнев, обязанный Сталину выдвижением в кандидаты в члены Президиума и секретари ЦК, тоже лишился всех постов. Ему для того, чтобы вернуть утраченное, потребуется на десятилетие меньше, чем Андропову.

Будапешт, где оказался Андропов, вряд ли можно было считать ссылкой. Красавец-город на Дунае еще не утерял очарования прежней, докоммунистической эпохи, и в сравнении с советскими городами жизнь здесь била ключом. И хотя Андропов не чужд вдруг открывшимся перед ним наслаждениям и с удовольствием проводит время в обществе цыганских певцов и танцует ставшее любимым его танцем — танго, все его думы о том, как вернуть себе власть, к которой он был так близок.

И опять, как это уже не раз с ним случалось, судьба его решалась интригами за кремлевскими стенами. Он опять пешка в большой игре, что ведется там. Поначалу все складывается не в его пользу. Его союзники Пегов и Аристов лишаются влиятельных постов в ЦК. Его покровители Патоличев и Суслов подвергаются критике, а Суслов оказывается с июня по декабрь 1953 года в таком неустойчивом положении, что практически перестает руководить идеологическим отделом. Регулярно выпускаемые им прежде инструкции в течение семи месяцев не появляются. На жизни страны это не отражается. Никто и не заметил, что идеология осталась без руководства. Конечно, такое положение долго продолжаться не могло. Избавившись в первые часы после смерти Сталина от неугодных соперников, пришедшие к власти нуждались в союзниках.