Последние хозяева кремля. «За кремлевскими кулисами»

А в это время, как мы узнаем позже, когда им будет дано разрешение на гласность и советские газеты начнут писать о том, что происходило на станции, там по-прежнему бушевал пожар. По-видимому, вскоре после взрыва его пытались погасить, сбрасывая на горящий реактор с вертолетов песок, глину, свинец, бор, цемент, доломит, — всего было сброшено около 5000 тонн. Это можно было наблюдать и со спутников. Западные эксперты были потрясены, обнаружив на одном из снимков вертолет, висящий в столбе радиоактивного дыма, — даже от советских властей не ожидали, что они пошлют пилота на такое самоубийственное задание.

Это тоже характерно для режима. Человек для него всегда не главное. Несмотря на провозглашенный Горбачевым „человеческий фактор”, им можно пожертвовать. Бросать в бой, не считаясь с потерями. Гасить пожары на станции, не обращая внимания на то, сколько будет погибших.

Вначале утверждалось, что погибло только два человека и то не от радиации. Но это не могло соответствовать действительности. При той радиации, которая возникла в зоне взрыва, жертв должно быть больше. Иначе никто бы и не подумал об эвакуации населения из 30-километро-вой территории, окружающей станцию, для чего пригоняли автобусы из Киева. Затем глава агентства печати „Новости” В. Фалин сообщил о смерти еще двоих. Потом стало известно, что погибло еще двое. Жертвы радиационного заражения были помещены в московскую больницу № 6 — девятиэтажное кирпичное здание на окраине столицы, одно из ведущих советских учреждений по лечению лучевой болезни.

Трудности, с которыми сталкивались в больнице № 6 советские, американские и израильские врачи, неимоверны. У большинства больных поражен не только костный мозг, но и поврежден кишечник, многие страдают от сильных радиационных ожогов большой поверхности тела. Некоторые пациенты получили такую большую дозу радиоактивных изотопов, что необходимо принимать специальные меры, чтобы не пострадали врачи, медсестры и лабораторные работники, проводившие анализы.

Спустя более двух недель после катастрофы 14 мая перед страной выступил Горбачев. Из его выступления стало известно, что скончалось семь человек и что в больницах находятся 209. Никаких извинений за то, что произошло, он не принес.

Что может быть серьезнее, опаснее того, что произошло в Чернобыле? Серьезнее и опаснее ядерной катастрофы, грозящей немедленной гибелью, медленным умиранием и болезнями миллионам людей? Ничего более серьезного, чем эта опасность, быть не может. При таких обстоятельствах правительство любой страны немедленно обратится с призывом о помощи ко всему миру. В этом нет ничего предосудительного!

Такой призыв нисколько не умаляет национальной гордости, он вполне естествен. Ведь речь идет о спасении великого множества людей. И в этом случаенадо привлечь все, чем располагает наука во всех странах мира, необходимо воззвать к коллективному разуму, коллективным знаниям ученых всего мира.

Когда спасают жизнь кремлевских вождей, меньше всего думают о престиже или о гордости. Вот, к примеру, кто подписывал бюллетени о состоянии здоровья Ленина: Форестер, Миньковский, Борхард, Нонке, Бумке, Клемперер, Штрюмпель, Кепшер, Даршкевич — все крупнейшие зарубежные специалисты того времени. Упоминались, правда, имена и двух врачей-коммунистов Обуха и Семашко, но по требованию больного от лечения они были устранены. Основатель российской компартии врачам-коммунистам не доверял. „Возможно, что они умеют написать прокламацию и произнести речь на митинге, но медицинских знаний у них, конечно, нет никаких. Откуда им быть у них, когда они их не приобретали, практики не имели, а занимались политикой. Я хочу иметь дело с настоящими врачами, специалистами, а не с невеждами”.

Услугами американских и других западных специалистов пользовались и во время болезней Брежнева, Андропова, Черненко.

Я не склонен верить утверждениям советских чиновников об упорядоченной эвакуации, потому что в моей памяти навсегда остались рассказы об эвакуации в годы Второй мировой войны, о неразберихе, панике, неподготовленности. Да и кадры советского телевидения говорят о том же спустя почти пять десятилетий после военных дней. Мы видим приезжающих в Москву из Киева людей. Но ведь понятно, что билеты на поезда и самолеты, количество рейсов которых увеличили, посчастливилось достать не всем, кто хотел. А потом, куда же бегут люди? Что приготовило им на сей случай государство, без конца твердящее о постоянной заботе о своих гражданах? Где жить бегущим? У родственников, самих ютящихся в тесноте? За тесноту можно бытУне в обиде только на родственников, но государству, не сумевшему ничего предложить взамен, ее не прощают. А как быть с пропиской? На что жить? Где пособия пострадавшим? Да и где возьмет советский режим средства для помощи такому количеству пострадавших? Где больницы для них? Где школы для детей, бежавших с родителями с места катастрофы? Где работа для родителей? Кто обеспечит все это?