Поразительно: когда сравниваешь, что писали русские публицисты сто с лишним лет назад, когда обсуждался вопрос об отмене крепостного права, с тем, о чем спорят в советской прессе сегодня, то кажется, что время остановилось. „Только развитие наемного труда (а следовательно, и частной собственности. — Г. Т.) могло бы... вести к улучшению нашей сельскохозяйственной системы”, — писал Д. Неелов. Он возражает и спорит с Г. Бланком, доказывавшим, что существующий порядок хорош, поскольку в характере русского крестьянина преобладают склонность к „лени, пьянству, разврату, воровству, бродяжничеству, буйству, непокорности, своеволию”. Но даже если согласиться с Бланком, то каким-то образом все же надо приводить этого крестьянина в божеский вид. То, что это возможно, показала столыпинская реформа.
Сто тридцать с лишним лет назад К. Кавелин обратился к императору Александру П с „Запиской об освобождении крестьян”, в которой доказывал, что „почти безусловная зависимость одного лица от другого в сфере гражданской есть всегда, без исключения, источник необузданного произвола и притеснений, с одной стороны, и раболепства, лжи и обмана — с другой”. Все общественные и частные отношения в России несли на себе печать развращавшего влияния крепостного права.
Разве не от этого предстоит избавляться и сегодня? Когда-то римский император Тиберий, глядя на свободных римлян, воскликнул: „О, как стремятся они стать рабами!” Сегодня в Советском Союзе речь идет о том, чтобы превратить вчерашних рабов в свободных граждан.
...Генри Киссинджер не раз бывал в этом кабинете. Но теперь напротив него за знакомым столом сидел средних лет плотный человек, напоминавший своим модным дорогим костюмом, заботливо вывязанным галстуком и рубашкой с запонками Брежнева в расцвете лет. Но манера речи его, его спонтанность, его с трудом сдерживаемое желание говорить вызывали в памяти предшественника Брежнева — Хрущева. Вглядываясь в его лицо, слушая певучую, тоже чем-то похожую на хрущевскую, мелодию его голоса, Киссинджер старался понять, что же на самом деле представляет собой нынешний хозяин этого кремлевского кабинета. Он шутил, был приветлив и оживлен. Но таким же бывал и Брежнев. И это не помешало ему раздвинуть границы советской империи. Эта внешняя схожесть с западными людьми всегда вводила в заблуждение. Конечно, куда легче было, когда они ходили в кожаных тужурках, гимнастерках или маоистских френчах. А теперь... То ли руководитель фирмы, то ли банкир, а может сойти и за конгрессмена.
Проезжая по зимним улицам Москвы 87-го года, замечая те же очереди на улицах, что и 15 лет назад, Киссинджер опять спрашивал себя: как страна, столь отсталая в сравнении с Западом, способна проводить столь агрессивную внешнюю политику? Конечно, ответ на этот вопрос надо было искать не только в Кремле, но и в Белом Доме, и на Даунинг-стрит, и в Елисейском дворце. Ведь в том, что советские
вожди стали такими уверенными и агрессивными, не последнюю роль сыграла уступчивость и нерешительность западных лидеров. И если так много удалось Брежневу, то еще более серьезного противника представляет вот этот нынешний кремлевский хозяин. В отличие от Брежнева, зачитывавшего подготовленный текст и то и дело склонявшего ухо к своим советникам, Горбачев отложил в сторону приготовленное заявление и начал оживленный разговор с американской делегацией. Он выказал недюжинное знание каждого собеседника, но о чем бы он ни говорил, лейтмотивом звучала одна и та же тема: убрать американскую систему стратегической оборонной инициативы в космосе. Он представлял дело так, будто это одно стоит на пути достижения взаимопонимания между двумя сверхдержавами.
О том же он говорил и съехавшимся со всего света гостям в Большом кремлевском дворце. Он им пытался доказать, что если удалить ядерное оружие из космоса, это будет способствовать миру. В ответ на этот его призыв раздались редкие хлопки.
— Я рассчитывал, что аплодисменты будут более горячими, но и этого достаточно, — не смутившись, сказал Горбачев.
В Кремле многому научились у Запада. Потому так широко и принимают западных знаменитостей, что играют они роль тех же самых шведов, за здоровье которых пил, благодаря за науку, выигравший Полтавскую битву Петр Первый. „Современные шведы” всегда готовы пойти навстречу Кремлю. Они не ждут Полтавы. Они уступают и без битвы. В Кремле знают, что если набраться терпения, если суметь сыграть на желании демократий жить в мире, можно многого добиться и без войны, только напоминая об ужасах ядерного оружия. И много ли в мире найдется в такой момент людей, которые бы вспомнили, что война в Афганистане происходила без применения ядерного оружия, что такие войны, наверное, давно были бы развязаны и в Европе, если бы страх ядерного возмездия не удерживал советских вождей?