Последние хозяева кремля. «За кремлевскими кулисами»

Как замечает бывший глава американского Агентства по разоружению Юджин Ростоу, „даже среднеэффективная западная оборонительная система в космосе может перекрыть советское превосходство в наземных баллистических ракетах и таким образом помешать Советскому Союзу добиться преимущества путем нанесения первого удара, чего он так упорно и долго стремится достичь”.

Горбачеву: действительно нужна передышка. И не потому, что режим изменился, а потому, что он оказался в тупике. И все эти разговоры о демократии потому, что не удалось, несмотря на истощение собственной экономики, задушить западную демократию. Гласность — это ответ на существующую на Западе свободу печати и слова. Обещания

повысить жизненный уровень советских людей — это признание того, что жизнь на Западе лучше. И все вместе — это большая пропагандистская победа западных демократий, которые самим фактом своего существования заставляют советский режим идти на уступки собственному народу.

16 декабря в одну из квартир на улице Гагарина в Горьком неожиданно явились рабочие и установили телефон. А на следующий день раздался звонок. Сахаров поднял трубку и услышал:

— Говорит Горбачев.

Прошло почти семь лет с тех пор, как опальный академик был выслан в Горький за критику советского вторжения в Афганистан. Хотя советские войска все еще находились в этой стране, Горбачев решил, что настало время вновь прибегнуть к услугам ученого. Не извиняясь за беззаконие, за „лечение”, которое Сахаров назвал похожим на пытку, генсек предложил академику вернуться в Москву. Почему же именно в эти предрождественские дни раздался в квартире Сахарова звонок из Кремля? Сопоставление двух дат заставляет предположить, что, по всей вероятности, генсек был, в первую очередь, озабочен начинавшей набирать силу на Западе кампанией протестов в связи со смертью в заключении Анатолия Марченко. Он скончался в Чистопольской тюрьме 12 августа. Это был седьмой политзаключенный, умерший в лагерях с тех пор, как Горбачев пришел к власти. Могущая возникнуть кампания протестов в то время, когда затевалось пропагандистское шоу в Москве „за мир и выживание человечества” напомнило бы о том, что люди не выживают при советском режиме и без ядерной войны. Расчет Горбачева и его советников оказался правильным. В шуме похвал в честь освобождения Сахарова забылась гибель Марченко. Затем начали освобождать и других политзаключенных, чьи имена были широко известны. Сами вышедшие на свободу напоминали о том, что они лишь вершина айсберга, что там, в лагерях, остались тысячи, чьи имена неизвестны, что режим по-прежнему жестоко расправляется с теми, кто ему неугоден. События на Арбате не замедлили это подтвердить. Здесь переодетые в штатское гебисты набросились на скромную молчаливую демонстрацию, участники которой требовали освобождения учителя иврита Иосифа Бегуна. Женщин тащили за волосы, мужчин били в живот, иностранным журналистам разбивали аппаратуру. Все это происходило буквально накануне открытия пропагандистского шоу в Кремле, которое французский министр Клод Малюр, назвал „гигантским спектаклем, в котором Горбачев исполнял роль Тарзана, борющегося за права человека”.

СЮРПРИЗ НА ПЛЕНУМЕ

Собравшиеся на Пленум ЦК в преддверии празднования 70-летия большевистского переворота не ожидали ничего необычного. Занимавшие 15 страниц тезисы предпраздничного доклада генсека, который им предстояло заслушать, были розданы заранее. Выслушав 21 октября его двухчасовую речь, в которой он доказывал необходимость программы перестройки и гласности и попутно дал свою интерпретацию событиям недавней истории страны, остановившись на роли в ней Сталина, участники Пленума были уверены, что этим повестка дня исчерпывается. Но, к их удивлению, слово попросил первый секретарь Московского горкома партии и кандидат в члены Политбюро Борис Ельцин.