Последние хозяева кремля. «За кремлевскими кулисами»

Такая организация отводит синдикатам роль посредника между входящими в них и государством, мотивируя это тем, что большинство людей политически мало образовано и их интересы лучше выражают организации, имеющие прямое отношение к их профессиям, т. е. тому, что трудящихся действительно интересует и что они знают лучше всего. Теперь эксперименты Муссолини в Италии в 20—30-х годах призывали повторить в Советском Союзе конца 80-х годов. При этом не вспоминали, что, объявив политическое представительство при корпоратизме излишним, дуче затем как ни в чем не бывало заявил: „Мы контролируем политические силы, мы контролируем моральные силы, контролируем экономические силы”, что свидетельствовало о полнейшей политизации созданного им государства и что, превращая в фикцию закон об автономии синдикатов, показывало, что в тоталитарном государстве ничто не может быть исключено из-под контроля государства. Однажды определивший фашизм „как организованную, концентрированную, авторитарную демократию на национальной основе”, дуче в конце концов провозгласил, что „все в государстве, ничего вне государства, ничего против государства!”

Призывы к корпоративности в Советском Союзе неизбежно вели к повторению кредо итальнского дуче. В них звучала и тоска по своему дуче.

Требования фронта о наведении порядка находят поддержку и в партии. В Ленинграде явно с одобрения местных партийных властей проводятся митинги под лозунгами: „Не дадим ударить перестройкой по коммунизму!”; ,ДК и Политбюро — к ответу!”; „Нет — антиленинизму!” Единственными арестованными оказались представители Демократического Союза, собиравшие подписи в поддержку бастующих воркутинских шахтеров и поднявшие плакат с надписью: „Краткий курс — правильный курс?”

Глава ленинградской парторганизации Б. Гидаспов доказывает в „Советской России”, что демократии и гласности слишком много, а порядка и организованности нет, что руководство партии пренебрегает интересами социализма, в то время как народ обманывают сказками о „народном капитализме, неограниченной демократии и беспартийной гласности”.

Ленинградская партийная организация всегда была трудным орешком для властей. Еще во времена Зиновьева она соперничала с Москвой, „большой деревней”, как презрительно называли питерцы первопрестольную. В известной степени это отражало извечное соперничество между двумя столицами. В то же время подчеркивая свое особое положение как организации города, где началась революция, ленинградские большевики требовали к себе особого отношения. Киров представлял настолько большую опасность для Сталина, что он приказал его убить. Ждановский террор 1937—39 года, который правильнее назвать жда-новско-щербаковским, поскольку одним из его вдохновителей был добродушный на вид толстяк в очках, вскоре возглавивший московскую парторганизацию, А. Щербаков, вызывавший к себе еще большую, если можно себе представить такое, ненависть, чем Жданов, уничтожил всех сколько-нибудь значительных явных и возможных противников „кремлевского горца” и завершился выдвижением на руководящие посты ждановских людей.

Но и они были расстреляны в 1950 году по так называемому „Ленинградскому делу”, которое тоже служило подтверждением непрекра-щающейся борьбы центрального руководства против могущего возникнуть альтернативного, соперничающего с ним центра, хотя ленинградские руководители никаких открытых выступлений не предпринимали, а действовали по привычной схеме, интригуя внутри партии, используя связи внутри пресловутого „Братства” высших партаппаратчиков, составляя союзы, поддерживая того или иного претендента на сталинское наследство. Они были трусливы, как и все остальные, не решаясь выступить против диктатора даже тогда, когда речь шла о спасении собственной жизни.

Их судьба служила наглядной иллюстрацией слов И. Ильина о том, что тот, кто не сопротивляется, тот уступает злу и идет в его свите;’’кто не пресекает его нападения, тот становится его орудием или гибнет от его лукавства.”

Пожалуй, лучшую характеристику дал им еще в конце 20-х годов Бухарин, заметивший, что „они всей душой с нами, но они приходят в ужас, когда мы говорим о снятии Сталина”. Слова „они всей душой с нами” совсем не означают, что ленинградская парторганизация отличалась вольнодумством. Скорее, наоборот, ее отличительной чертой всегда был ортодоксальный консерватизм. Тот факт, что она представляла „колыбель революции” , позволял ей претендовать на роль блюстителя чистоты марксистско-ленинских риз.

С другой стороны, ленинградские рабочие, которым без конца вдалбливали в голову, что это они сделали революцию, именно поэтому и представляли опасность. Сделанное однажды могло быть и повторено. Это еще одна причина сталинских репрессий, время от времени под тем или иным предлогом обрушиваемых им на северную столицу.