Последние назидания

– готовили мы на плитке на той же веранде, – то выходила молча, поджимая губы брезгливо. Этот кошмар длился несколько дней, и меня, чтобы удалить из эпицентра, отправляли прогуливать сестренку, запрягая в коляску. Однако я все прекрасно понимал. Я верил, что отец удержится в седле и все пойдет по-прежнему. Отец будет делать утреннюю зарядку в саду, а мать опять будет называть его Юрочка и звать к завтраку, уже накрытому на веранде. А меня перестанут отсылать гулять с коляской, как какого-нибудь маменькиного сынка, и моя сестрица выживет. Смерть же ей грозила потому, что, когда мы прогуливались по аллеям парка в соседнем санатории, я отпускал коляску по длинной лестнице вниз. Коляска прекрасно скакала по ступеням, сестрица в ней гугукала и смеялась, а я бежал рядом и ловил ее транспортное средство лишь в самый последний момент. Что было бы, если б я, скажем, споткнулся, одному Богу ведомо. А ведь я тогда был невеждой и еще не видел фильма Броненосец Потемкин. Но мне хватало ума не рассказывать об этих рискованных развлечениях дома, и бабушка так никогда обо всем этом и не узнала. До самой ее смерти.

КАК СОБРАТЬ СКЕЛЕТ ПО РОСТУ

Поздней осенью с перемещением на Грицевец я перестал быть провинциалом, мальчиком из предместья, но восьми лет вступил в столичную жизнь, как если бы нищий чудесно обернулся принцем. Я оказался помещен судьбою – что с того, что не надолго, – в прекрасную географию нутряной Москвы, в уголок мира между Арбатской площадью, Гоголевским бульваром, Большой Знаменкой и переулком по загадочному имени Сивцев Вражек. Двухэтажный красного кирпича увитый сухими плетями плюща дом кооператива РАНИТ таился будто за пазухой больших темных зданий, отгороженный от их гулких дворов-колодцев высоченной обглоданной временем стеной из того же кирпича, из какого был сложен сам. Это был дом-барин, всем своим видом показывающий, что он – из бывших , при этом у него под боком стояло еще буквой Г деревянное строение, похожее на людскую, с хлипкими крылечками, но в отличие от своего мрачного хозяина – в веселой желтой штукатурке.

Много позже я узнал, что именно в этом домишке, в кукольной двухэтажной пристройке с выходом прямо в скромный палисадник, жил некогда автор либретто Гусарской баллады , успех которой, кажется, не уберег его смешаться с лагерной пылью.

Из этого тесного и замкнутого двора во внешний мир вела единственная, не считая навсегда запертых железных ворот для автомобилей, деревянная калитка, возле которой вечно стоял солдат с автоматом. Часовой охранял, конечно, не быт и покой немногочисленных жильцов, но самого министра обороны, резиденцией которому служил стоявший здесь же особняк тоже бывшего Рябушинского. Оказавшись за калиткой и подмигнув серьезному солдату, можно было идти тремя путями. Если пойдешь прямо, то попадешь на маленький каток, который заливали уже в ноябре, – не могу сказать, зачем он был нужен, наверное, просто использовали летнюю площадку, где солдаты из охраны важных военных учреждений летом играли в волейбол. Если пойти направо, то окажешься на огромной площади Генерального штаба, в будние дни наполовину заставленную цвета жидкого кофе с молоком

Победами и черно-белыми служебными Волгами , а в выходные – совершенно пустую, на ней можно было прекрасно гонять в футбол.

Наконец, левый путь выводил на улицу Маркса и Энгельса, посреди которой стоял роскошной эклектики дореволюционный доходный дом с лепниной по фасаду, с богатыми эркерами, с тяжелым каменным крыльцом единственного подъезда. Здесь тоже были возможны варианты. Если направиться налево, то можно было выйти к угловому магазинчику

Соки-Воды , где на скромную мелочь продавщица в белом фартуке могла налить в граненый стакан из круглой перевернутой толстого стекла пирамиды с краником тягучего и густого бурого сливового сока, а спустившись вниз по улице Фрунзе, оказаться на многое сулящем распутье: прямо – Боровицкий мост, слева – Пашков дом и старые жилые дома напротив, направо Волхонка. Но на Волхонку можно было попасть и иначе, свернув перед важным домом на Маркса-Энгельса направо, миновав торец Пушкинского музея и выйдя прямо к огромной клубящейся паром воронке из-под храма Христа Спасителя, в которой тогда уже был устроен плавательный бассейн Москва .

В кооперативе РАНИТ оставались еще не добитые в тридцатые

работники науки и техники – так расшифровывалось это название; здесь соседи пугали один другого собственными инфарктами и вызовами

скорой , ходили друг к другу в гости, играли друг с другом в шахматы на время , сильно ударяя ладонями по штырькам на специальных часах, здесь увлекались филателией и выменивали друг у друга редчайшие треугольные марки независимой некогда республики