Последние назидания

Проникнуть в парадный подъезд в довольно обшарпанный холл с побитой мозаикой времен модерна на стенах не составляло труда: даже в некогда богатых домах швейцары давно повывелись, а о лифтершах и консьержках тогда никто еще не слышал. И вот как-то после уроков, часа в три, когда уж близились ранние декабрьские сумерки – в те годы еще не додумались переводить часы на зимнее время, – мы втроем поднялись на стеклянном дрожащем лифте с зеркалом на задней стенке на последний этаж этого некогда богатого дома на Маркса-Энгельса. Мы были хорошо экипированы. Я взял тайком у отца китайский фонарик, младший брат Генки имел при себе свечку и спички, а Генка прихватил маленький пионерский рюкзак и сжимал в кармане перочинный нож: на всякий случай , сказал он, нахмурившись и сжав зубы. О том, что он имел в виду, лучше было не думать.

На двери, отгораживающей чердак, замка не было, но она была прихвачена скрученной проволокой. Видишь, там нет никого , сказал я. Мы будем сидеть в засаде , возразил Генка. Мы взобрались по лестнице, легко открутили проволоку и проникли в другую дверцу, поменьше, больше напоминавшую люк. Чердак был тускло освещен редким светом из слуховых полукруглых низких окон, выглядел даже опрятно, жуть отступила. Здесь не было обычного бедняцкого хлама, хотя и стояли два остова железных кроватей. Прямо посередине, рядом с большой кирпичной трубой, были сложены в кучу белые фаянсовые изразцы с синими цветами. Это были останки кабинетного камина, который оказался не надобен новым хозяевам дома. Генка, взяв у меня фонарик, посветил по углам. И произнес шепотом я же говорю. В самом темном углу, под скатом крыши, лежала куча тряпья, сбитая наподобие постели. Здесь же было кострище и валялся закопченный котелок. Они тут живут , прошептал Генка, а мы с его братом засопели от страха, боясь приблизиться к бродяжьему лежбищу. Генка пошел вперед и вдруг отпрянул, едва не сбив с ног своего перепуганного брата, который от нового испуга тонко вскрикнул. Там череп , прошептал Генка. Он, справившись с собой, отважно шагнул вперед и поднял с пола человеческий череп. Они едят людей , предположил я, трясясь, вспомнив о людоедах у Жюля Верна. Они убивают друг друга , сказал Генка, будто был милиционер, в карты проиграют и убивают, здесь и кости должны быть … Но в тот раз костей мы много не нашли. Так, одну, большую и белую, это от ноги , объяснил нам Генка, складывая череп и кость в свой рюкзак.

Но следующие экспедиции были более результативны. По углам чердака мы нашли еще пару черепов и много костей разных размеров. Однажды мы обнаружили, что котелок, который так и оставался на месте, на этот раз еще теплый, а в другой раз где-то в другом от нас конце чердака тихо мелькнула фигура, и мы, толкая друг друга, в панике побежали к люку, чтобы спуститься в подъезд. Нам было невдомек, что тайные обитатели чердака сами боятся нас.

Так или иначе, но за пару недель у Генки скопилось много человеческих костей, и он сказал, что у деда есть анатомический атлас и что он берется собрать из нашей добычи самый настоящий скелет. Он был бесстрашным и талантливым отроком, этот Генка, интересно бы знать, что с ним сталось. Превратился ли он сейчас в мирного отца семейства, да что там в отца – в патриарха, унаследовав коллекцию деда, квартиру на Грицевец в кооперативе РАНИТ , где и доживает теперь в достатке. Или все-таки, как и положено всякому русскому природному таланту, Генка давно сгинул во Владимирском централе, куда его перевели из зоны за непокорность, добавив сроку к тому, что он уж почти отсидел за хулиганку . Конечно, это – две крайности, наименее и наиболее вероятные. Но скорее он ездит на службу на троллейбусе, прирабатывая к пенсии, читает газету

Вечерняя Москва , ест подогретый суп, а дети звонят редко. Так или иначе, но был он в свои ранние годы герой и собрал-таки в подвале скелет – там были отведенные каждой квартире клетушки для хранения ненужного хлама.

Младший брат соучаствовал, но я, давший клятву молчания и впервые приглашенный на показ, был потрясен и уничтожен. Это был шедевр.