Последние первые планетяне

Вторым воплощением Максим, которое, говоря откровенно, было вовсе не уникально, являлась, конечно, безусловная патриотка-фронтирка. Семья Макс жила в Борей-Сити ровно столько же, сколько Запад в целом помнил себя, и в каждом поколении, как это происходило с большинством жителей подобных городков, верность рудной компании и ее ценностям в тот или иной момент вступали в конфликт с любовью и сочувствием родному краю. Как и всякий мало-мальски думающий человек на Западе, Максим наконец подобралась к тому непростому периоду жизни, когда былая вера в непостижимые замыслы Большого Кольца пошатнулась в ней. И так уж вышло, что произошло это сразу после исчезновения старшины Громова, когда на сцену городской жизни вышел Михаил Моргунов. Пожалуй, впервые увидев именно в этом человеке волшебный шанс на перестройку закостенелых фронтирских традиций, Макс уже не могла отказать себе в удовольствии считать бизнесмена едва ли не мессией местного разлива. Он казался ей и Творцом, и Спасителем в одном лице, и девушка была готова закрыть глаза на всякий мнимый грешок, лишь бы тот не испортил общей блаженной картины. Проблема, увы, заключалась в том, что подобная слепая вера в непогрешимость Моргунова напрямую влияла на суждения Максим как офицера корпоративной полиции. Именно по этой причине девушка до последнего не желала верить коллегам, повесившим на бизнесмена все мыслимые ярлыки зла и отступничества. Потому же она яро бросалась в споры с Николаем Давыдовым, который являлся в этом смысле зазывалой общей клевещущей процессии. Макс между тем совершенно не считала молодого старшину дурным и недальновидным законником. В некотором смысле она больше прочих жалела именно начальника, полагая, будто он стал в чьих-то руках жалкой марионеткой. Но все-таки она с трудом мирилась с мыслью, что людям, решившим выдворить Моргунова из города, удастся их сумасбродная затея. Раздираемая внутренней борьбой между долгом служебным и патриотическим, Максим, таким образом, мучилась на протяжении всей недели, пока коллеги готовились к облаве.

Не удивительно, что к утру решающего дня девушка извела себя до такой степени, что потеряла связь с реальностью.

Субботнее дежурство началось для Максим рано – ее товарищи еще отсыпались перед предстоящей насыщенной ночкой. Девушка прибыла в управление отчитаться за предыдущие сутки и обнаружила лишь старика Хоева посапывающим в любимом кресле. Они не говорили, и Макс, запо́стив на скорую руку рапорты о проведенной работе, поспешила убраться, пока не нагрянули коллеги. Она доложила, что возьмет один из байков, и на том была такова.

Первая из трех «ситуаций», как Максим обозвала это для самой себя, случилась спустя пару часов, в кофейне неподалеку от офисов рудной компании. Закончив с бытовой ссорой в трущобах на окраине города, где сурового вида мадам расшибла о супруга планшет за то, что тот отказался афишировать собственную историю браузера, девушка заехала перевести дух и почти сразу оказалась втянута в неудобный разговор. Так уж вышло, что в то же самое время, как в заведение заскочила Макс, там сидели двое знакомых ее папаши: как и сам старик, такие типичные лицемерные фронтирцы, которые, числясь у «рудников» на хороших зарплатах, тем не менее с удовольствием обливают корпорации грязью, едва выходя за двери их офисов. Вот и теперь эти двое великовозрастных мужичков, седовласые, но отнюдь не мудрые, спорили о событиях, случившихся пятью днями ранее в одном из соседних городов. Это было далеко не самое нашумевшее дело в истории Запада, но все-таки вызвавшее некоторый резонанс в среде обычных фронтирских жителей. По слухам, местная корпоративная полиция была обличена в рэкете, который тайно вела в отношении свободных бизнесменов на протяжении многих лет. Из того, что писалось в городской газете, можно было счесть, что предприниматели сами же и нарывались на пренебрежительное отношение; а законники со слезами на глазах принимали взятки, сознавая, что поступают не по совести. Однако, конечно, в том была попросту жалкая попытка «СидМКом» в пропаганду да сглаживание углов. На деле всякий гражданин Запада догадывался, эта история – только верхушка айсберга того беспредела, который творится при отсутствии надлежащего контроля со стороны Большого Кольца и который, как многие смели понадеяться, остался пережитком лихого прошлого. Разумеется, всякие токсичные людишки, вроде отца Максим и его приятелей не могли пройти мимо столь вопиющего случая. Девушка полнедели выслушивала дома один и тот же скулеж, направленный на корпоративный строй, и устала оправдываться перед папашей, что устроилась офицером заместо того, чтобы пойти трудиться на одного из фермеров. Повторять этот цирк с отцовскими приятелями в ее план не входило. Изменив привычке, Максим взяла кофе с собой и улизнула из заведения прежде, чем любящие почесать языками обыватели успели перейти на личности.