Последние пылинки

Открыв дверь своими ключами, Настя ввалилась в прихожую и швырнула пакеты на пол. Вспомнила про десяток яиц в пластиковом лотке, ойкнула и полезла проверять. Два все-таки разбились, протекли мутноватым белком.

Настя тихо выругалась. Захлопнула за собой дверь, стянула шарф и крикнула:

— Деда, я пришла! Встречай дорогую гостью.

Тишина в комнате. Обычно дед, едва заслышав ворочающийся ключ в замочной скважине, сразу же спешил на встречу.

А тут — тишина.

У Насти подогнулись колени. Она давно уже приходила сюда, отгоняя от себя мрачные мысли — а вдруг ему станет плохо? Он упадет в ванной, разобьет голову. Он сломает бедро и пролежит сутки, не в силах позвать на помощь. У него подскочит давление, а таблеток не будет под рукой.

Он тихо, прямо во сне, возьмет да и…

— Деда! — позвала она, сбрасывая ботинки.

Настя пыталась о плохом не думать. Да, дед старенький уже, за восемьдесят, но какой он бодрый! Сам солит рыбу. Сам пылесосит. Углы, конечно, зарастают пылью, а в мусорном ведре гниет картофельная кожура, но… Но разве он позволит за собой ухаживать?

И вообще, даже не думай об этом.

— Деда! — из горла вылетел слабый писк, и Настя бросилась в комнату.

Дед сидел на кровати, сжимал в руках махровое полотенце со свекольными росчерками. Склонившись, он недоуменно рассматривал слипшиеся ворсинки.

— Дедушка… — голос перехватило, и Настя шагнула ближе.

Дед поднял на нее глаза — бесцветные и растерянные, будто детские. Настя присела на кровать, сжала прохладную руку.

— Что такое? — голос задрожал. — Плохо?..

Дед задумчиво глянул на внучку, стиснул полотенце в руках.

— На-а-мальна…

Только вот левая половина его лица не двигалась.

Ужас, проступивший в Настиных глазах, был почти осязаемым. Дед чуть качнулся в сторону, видимо, испугавшись этой гримасы, но Настя уже взяла себя в руки:

— Дед, спокойно, — твердо сказала она, и даже дрожь схлынула. — Скажи мне, как тебя зовут?

Он всплеснул руками, отвернулся. Заторможенный, слабый. А ведь счет идет на часы.

— Деда, — позвала Настя голосом, не терпящим возражений.

— Што я тебе-е, совсем ду-уак?

— Скажи мне свое имя. Пожалуйста. Это важно.

Он чуть пожал плечами, открыл рот и… ничего не ответил. Пожевал губами, словно пытаясь нашарить нужное воспоминание, а потом снова растерянно глянул на нее.

— Семяшкин… — подсказала она, и дед кивнул. Но имя так и не вспомнил.

Думай. Вспоминай. Асимметрия лица — раз. Не может вспомнить имя — два. Что третье?!

— Руки! — она слетела с кровати, и дед снова качнулся. — Деда, вытяни руки перед собой. Пожалуйста, не спорь и ничего не говори! Просто вытяни.

Он вытянул. Левая рука приподнялась, но слабее, чем правая.

Инсульт. Это инсульт.

— Сиди и ни о чем не беспокойся, — бодро сказала Настя, улыбнулась даже и побежала в коридор.

— Э-э! — крикнул дед ей в спину, но нужно было спешить.

Она нашла телефон в куртке. Набрала «03», не сработало. Это же мобильник, черт! Позвонила в «112». Гудки. Гудки. Быстрее, ну!

— Оператор сто двенадцать, слушаю вас, — голос показался ей до ужаса спокойным и беспечным. Настя стиснула телефон.

— Здравствуйте. Дедушка, Семяшкин Валерий Николаевич, восемьдесят три… четыре года. Плохо говорит, лицо перекошено, руки слабо поднимает.

— Когда дедушку в последний раз видели?

— Что?..

— Когда видели его в последний раз? Раньше бывали нарушения речи?

— У моего сильного и здорового деда инсульт! — заорала Настя так, что сама испугалась своего крика. — Извините. Пришлите скорую, пожалуйста!

— Незачем так орать. Диктуйте ФИО, дату рождения и адрес.

Настя, путаясь и едва сдерживая рыдания, что комом подступили к горлу, набормотала что-то и бросилась в спальню. Дедушка пытался встать, опираясь на здоровую руку.

— Нет-нет, сиди, сиди! — Настя подскочила к нему, усадила обратно. — Как себя чувствуешь?

— На-амальна, — ответил он. — Куда… звон…

— Звонила? — он медленно кивнул. — В скорую. Надо, чтобы они проверили. Ты странно говоришь, дедуль.

— На-амальна! — в его глазах мелькнул испуг. Дед лежал в больнице всего раз в жизни, когда ему вырезали аппендицит. Если бы врачи могли делать операции на дому, он бы и тогда не поехал. Радикулит, сердце, больные зубы — на все дед показывал скрученную фигу и бодро отвечал:

— Не дождутся!

Вот и сейчас Настя, глянув ему в глаза, попросила:

— Надо. Ради меня потерпи, пожалуйста. И сиди спокойно… Так. Паспорт, полис… Где у тебя документы?

Он слабо заморгал.

— Понятно, сиди. Только не двигайся!

Она умчалась в гостиную, вырвала ящик из стенного шкафа — дернула так, что он вылетел на пол, рассыпался бумагами по ковру. Настя упала на колени и принялась перебирать документы. Платежки, желтоватые письма, черно-белые фотографии… Паспорта нет.

— Насте-ёна, — позвал из спальни дедушка.

— Сейчас! — она отодвинула ящик, побежала обратно. — Что?!

— Та… м… — он ткнул пальцем в книжную полку, все еще сжимая в руках полотенце.

— Поняла, — она кинулась к полке.