Последние распоряжения

— Ему бы тут понравилось, — повторяет Винс.

Ленни смотрит на Винса.

— Кабы не он, нас бы тут не было, — говорит Винс. — Без него мы бы здесь не оказались, — как будто не может понять смысла собственных слов. Мы все выглядим слегка ошарашенными, точно все вокруг означает что-то одно и в то же время другое.

— Надо отлить, — говорю я.

Но дело не только в этом. Я нахожу мужской туалет, расстегиваю штаны и чувствую, как моим глазам становится жарко и мокро: теперь я теку с обоих концов. В туалете холодно и сыро, пованивает. Рядом два автомата с презервативами, на одном написано «Любовный пыл», на другом «Фруктовый коктейль». Сегодня особый день — позаботимся о наших маленьких братцах. Стекло в окне матовое, но фрамуга приоткрыта, и я вижу кусочек стены, кусочек крыши, кусочек дерева и кусочек неба, больше уже не синего, и отчего-то думаю обо всех писсуарах, куда я отливал, из фаянса, нержавейки, осмоленного цемента, в пабах, на рынках и автостоянках по всей стране, где только есть ипподромы. И везде были матовые окна, выходящие в дальний конец чего-нибудь, дворика или аллеи, и фрамуга чуть приоткрыта, так что можно было одним глазком поглядеть на жизнь снаружи. Эти городки с ипподромами. Пока не встанешь с места, не поймешь, насколько сильно ты накачался. Пинта-другая помогает делать ставки. После третьей соображаешь хуже, чем требуется для игры. Когда я не могу заснуть, я перебираю в голове все ипподромы, где побывал, в алфавитном порядке, и вижу карту Англии, покрытую сеткой дорог. АскотБрайтонВулвергемптонДонкастерЙорк.

Я стряхиваю последнее и застегиваюсь. Шмыгаю носом и провожу рукавом по лицу. Входит еще один посетитель, молодой парень, но он вряд ли что-нибудь заметил, а если заметил, то вряд ли понял. У стариков часто глаза слезятся. Он вынимает у себя из штанов, как и положено молодому парню, — точно это хороший инструмент в полном порядке.

И тут я беру себя в руки. Плакать — это как отливать. Тут надо, чтоб никто не мешал, особенно если в дороге.

Но когда я возвращаюсь обратно в зал и вижу их за столиком — барменша как раз собирает стаканы, круглая попка и все такое, а вокруг привычная обстановка среднего бара, латунные перильца, картинки на стене, хотя именно в этом баре я никогда раньше не был и никогда больше не побываю, — мне кажется, будто я смотрю на них откуда-то издалека. Словно это не Джек, а я наблюдаю за ними, уже после, и слышу, как они говорят обо мне. КемптонНьюбери. Словно меня уже здесь нет, но все прочее никуда не делось, все идет своим чередом без меня, и осталось только то, что ты видишь, только пункт прибытия и отправления, как гостиница для почтовой кареты. ПонтефрактРедкар.

* * *

— Ну что, повторим? — говорю я.

Вик глядит на меня. Вроде как размышляет.

— Я пас, Рэйси, — говорит Винс, решительно поднимая ладонь. — А то вас кто-нибудь другой повезет. Мне можно кофе. И пол-«короны».

Ленни смотрит на Винса так, будто собирается с издевочкой отдать ему честь.

— А мне «никербокер глори»,10 — говорит он.

После третьей Ленни палец в рот не клади.

Я заказываю выпивку и приношу нам пиво, а Вику — виски.

— Оно и к лучшему, что Эми не поехала, — говорит Вик. — Ей бы такой загул вряд ли по душе пришелся.

— Можно подумать, ты сам чайком балуешься, — говорит Ленни. И отхлебывает пива. — Джек бы на нас не обиделся. — Потом добавляет: — И все-таки.

— Что «все-таки»? — говорит Винс.

— Он бы порадовался, если б его жена выполнила его просьбу.

— Насчет этого все улажено, — говорю я. — Мы делаем это за нее.

Они все смотрят на меня, словно ждут продолжения. Я отпиваю из стакана.

Барменша приносит Винсу кофе. Он поднимает глаза и говорит, улыбаясь:

— Старики народ тяжелый, правда, киска?

— Чего там «за», — говорит Ленни. — «За» тут не годится. Некоторые веши надо самим делать. Мы же ему не родня, верно? Во всяком случае, не близкие родственники. Даже Винси. — Он смотрит на Винса так, как не смотрел бы, если б не три пинты крепкого. Винс раскуривает сигару. — Даже Бугор и тот ему не близкий родственник, верно? У Винси не больше прав, чтоб быть здесь, чем у всех нас, так ведь, Бугор? Тем более что, если по-честному, вы все равно друг друга терпеть не могли, пока Джек не угодил на больничную койку. В натуре терпеть не могли, так ведь? — Лицо у Ленни все будто в шишках.

Винс попыхивает сигарой. На Ленни он не глядит. Он выливает в кофе молоко из пластиковой штуковинки, потом разрывает пакетик с сахаром и сыплет его туда медленно и аккуратно, сосредоточенно, все время помешивая в чашке ложечкой. Похоже, он не собирается продолжать разговор ни с кем из нас.

Ленни открывает рот — видно, не все еще выложил, — но у него вдруг что-то екает в горле, будто застревает там.

— Отлить надо, вот что, — говорит он. И быстро встает, озираясь, точно у него вдруг закружилась голова. Я показываю ему, куда идти.

— А я тут подумал… — говорит Вик.

Можно на него положиться — он их помирит.

Ленни неуклюже пробирается к туалету. Наверно, теперь его очередь пустить слезу.

Вик встряхивает пакетик, хотя он уже пустой, потом сминает его. И поднимает глаза.