Последние ратники. Бросок волка

С косогора всегда открывался дивный вид на низину. Раннее утро наполнило воздух чистой и прозрачной свежестью. Легкий ветерок ласково касался кожи мягкой прохладой, еле заметно задевал невесомыми прикосновениями кончики душистой луговой травы, мягко перебирал совсем еще молоденькие, полупрозрачные листки березок в ближайшей рощице, а по правую руку шебуршал в зарослях камышей, обступивших неугомонную Мегру. Солнце только-только показало сверкающий краешек из-за окоема, и его первые золотистые лучи блестящими бисеринками рассыпались по гребешкам речных волн. Высоко в небе завела переливчатую песню о наступающем дне какая-то птаха. Зашумели деревья в недалекой рощице. Закачались макушки далекого леса. Именно в его темную стену и упираласьдорога, делая изрядную петлю влево. Вела она из веси, что едва насчитывала три десятка дворов. И звалась Овнищем.

Пробегал торный путь мимо хуторка. Люди, населявшие его, занимались прибыльным, хоть и сложным делом — волоком. Следовавшие в Белоозеро купеческие караваны пользовались их услугами, перетаскивая ладьи из Мегры в Иводу.

И Кутька твёрдо решил — возвращаться сюда он не станет.

Ему всегда нравилось сидеть на этом пригорке и смотреть на бегущие вдаль волны клонившейся под чистым дыханием ветра травы. Высокой и изумрудно-сочной.

В том числе и на вкус.

Он выплюнул набившуюся в рот зелень и снова бешено дёрнулся, отчаянно пытаясь стряхнуть с себя навалившегося сверху поганца. Тот тоже пыхтел и упирался, явно довольный тем, что пропахал кутькиной рожей борозду в земле и даже заставил при этом нажраться травы.

— Ну-ка, цыть! — треснул недовольный голос, и хватка Ивы на кутькином загривке мгновенно ослабла, а спустя ещё мгновение он почувствовал свободу — сводного брата отшвырнуло в сторону.

Вернее, как — отшвырнуло? Отшвырнул.

Хром — высокий, статный, жилистый — был сильнее всякого, кого знал Кутька. Причём — очень намного. Несмотря на то, что рука у него была одна. Сказывали, в старые времена ходил в княжьей дружине, потерял шуйцу в одной из стычек. Мог, конечно, и после этого остаться в стольном граде: опыта хватало на многие дела. Да вот решил от воинских справ отойти, да притом ещё и как можно дальше. Почему выбрал именно глухой угол за Мегрой, никому не говорил. Дом ему справили быстро. Попробуй не помоги бывшему княжьему человеку, у которого и грамота имелась на собственную землицу. За что поначалу пришлого калеку жаловали не особо. Но мужиком он оказался нормальным, нос кверху не задирал, чем мог помогал всякому, а по праздникам не раз унимал особо буйных во хмелю земляков. Рука у него была хоть и одна, зато крепкая, как сухое угловатое полено, и орудовал он ею со знанием дела. Имелась, правда, у бывшего воина одна странность — жениться вроде как вовсе не собирался. Но всё равно через год после его появления порешили выбрать Хрома войтом. Спорить тот не стал. Староста, так староста. Овнища, так Овнища. Тем более, что никогда не упускал случая скататься в город. А у головы постоянно находилась причина на путешествие в Белоозеро.

Правда, нынче она выходила не особенно нарядной — Кутьку везли на суд посадника. А чтобы никуда не убежал, отрядили Хрому помощника, кутькиного же сводного братца, сынка его отчима.

Иву.

— Ты куда с телеги сошёл? — вопросил Хром строгим голосом. — Побегать решил что ли?

— Да ветру сходить, — проворчал Кутька, поднимаясь и отряхиваясь. — Да на долину взглянуть. Кто знает, когда ещё увижу?

— Сбежать хотел, выродок! — фыркнул Ива, недовольно глядя на отшвырнувшего его в сторону Хрома и совсем по-волчьи — на сводного брата. — Сгноит тебя посадник за то, что наделал. Аль нордам продаст.

Кутька упёрся в Иву тяжёлым взором. Была б рогатина — упёрся бы ею.

— Ладно ж! — оборвал нарождающуюся свару Хром. — Полезайте обратно на воз. Ты, Ива, на задок. А ты, — глянул он на Кутьку, — со мной поруч на облучке поедешь. И чтоб в следующий раз спрашивал, коль сойти захочешь. А то пойми тебя…

— Бегать я не собирался.

— Бежать — это как раз про тебя, — презрительно хмыкнул Ива.

— Хватит! Оба — цыц!

Староста, кряхтя, забрался воз и взял вожжи. Колымага, нехотя погромыхивая, покатила дальше. Ехали, набравши в рот воды, долго. Первым нарушил молчание Хром. Говорил негромко, будто обращаясь к самому себе.

— Кучу, конечно, ты навалил изрядную. Но убрать её лучше всё ж самому. Ударишься в бега — убежишь сам от себя. На меня хоть глянь, — краснорачиво кивнул он на аккуратно перехваченый у локтя тесемкой пустой рукав. — Меч, он, знаешь, не всегда ради высоких целей вынимать приходится. В какой-нибудь мелкой пограничной схватке сойдутся два князя, порубят друг у друга людей, да и подпишут мировую. Знаешь, как такую войну меж боярами звать принято? Милосердной. Милосердная война. Вроде как небольшая стычка, предотвратившая очень большие неприятности. Так что подумай лучше: может лучше перетерпеть такую стычку, зато потом не влипнуть в кучу посерьёзнее.

— Куда уж серьёзнее? — фыркнул с досады Кутька.

— Да уж поверь, случаются вещи и более поганые.