Последние римляне

– Это знак Мельтобальда и Сунны, – сказал граф Баут. – Сейчас они появятся на горе.

Арбогаст послал двух молодых воевод в долину, чтобы они достали «языка» – у него не было никаких известий о дальнейшем ходе битвы.

Когда лазутчики появились, он сказал:

– Говорите все без опасения. Я знаю, что победители не щадят. Что сталось с моим войском?

– Наша пехота, – отвечал воевода Сунна сдавленным голосом, очнувшись от первого страха, – силилась дать отпор. Разбитая на кучки, она пала под мечами многочисленного неприятеля. Почти все наши мечники пируют теперь в Валгалле с душами предков. Свободные франки и аллеманы выбрались благополучно. Легионы западных префектур убили Евгения и перешли на сторону Феодосия.

Арбогаст поник головой на грудь.

Известия, принесенные воеводами, отнимали у него последние надежды. «Может быть, испуганное войско соединилось и пришло в порядок по другую сторону западного хребта гор, – обнадеживал он себя. – Может быть, Феодосий не осмелился преследовать его франков».

Он был решительно разбит и лишен всего, что связывало его с жизнью: славы, власти, своего войска.

– А Феодосий? – спросил он, не поднимая головы.

– Феодосий направился в Медиолан и прежде всего выслал Фабриция в Рим с приказом закрыть храмы народных богов. Прежде чем оставить поле битвы, он обнародовал полное прощение всем князьям, графам, воеводам и сенаторам, которые принимали участие в войне. Мы можем возвращаться домой, король. Никто нас не задержит по дороге.

– Прощение, говоришь ты? – сказал Арбогаст голосом, в котором кипел сдержанный гнев. – Феодосий прощает меня, своего победителя? Он к поражению хочет прибавить еще унижение? Как же ты глуп! Никто на всем свете не имеет права миловать Арбогаста. Только он один может мерить себя той меркой, какой ему будет угодно.

И, прежде чем Баут успел помешать, он вонзил себе меч в левый бок.

– Король! Отец наш! – воскликнули франки, упав на колени перед Арбогастом.

Он зажал рукой рану и сказал:

– Я уже стар… мстить не могу… У меня не хватило бы времени… Сделайте это за меня вы, когда настанет удобная минута… Задушите этого римского вампира, который сосет нашу кровь, хотя…

Голос его угасал, слова прерывались.

– Хотя… хотя…

Он схватился за грудь.

– Я давно… уже… бессильный старик…

Он приподнялся, вторично ударил мечом в грудь и рухнул лицом на землю.

Месяц освещал молчаливую кучку людей, погруженных в глубокое горе. Только кони тихо и жалобно ржали, теснясь друг к другу, точно понимали, что свершилось что-то необычайное.

XIV

В атриуме Весты царила гробовая тишина. Прислуга разбежалась по городу, весталки, замкнувшись в кельях, проводили долгие часы в немом отчаянии.

Тысячу сто сорок лет под золотым куполом храма теплилось пламя народного огня. Почти тридцать поколений оно озаряло своим чистым светом, уважаемое даже самыми жестокими и дикими тиранами, которые попирали все божеские права; даже в варварах оно пробуждало суеверные опасения, а теперь оно должно было угаснуть навсегда, как гаснет людское око, к которому прикоснулось крыло смерти.

Вчера в Рим прибыл Винфрид Фабриций, который во главе фракийских легионов принес приказ Феодосия.

Все храмы народных богов должны будут закрыться, жертвоприношения прекратятся; в куриях и публичных заведениях замолкнут языческие молитвословия навсегда. Кто не хочет отступить от традиции предков, тот может воздавать им поклонение только в стенах своего дома.

Религией государства, признанной императором, раздававшей милости трона, на всем пространстве Римской Империи будет христианство.

Так решил Феодосий.

Сегодня утром Фабриций явился в курию Гостилия и объявил собравшимся сенаторам волю «божественного и вечного государя». Сенаторы христиане приняли радостное известие продолжительными рукоплесканиями, а язычники унылым молчанием бессилия.

Они сделали все, что им повелевала любовь к Риму, вооружили Италию, приобрели помощь Арбогаста.

Надежды их обманули, расчеты оказались ошибочными, боги бессильными. Галилейский демон победил Юпитера, будущее задушило прошедшее.

В Италии они не нашли бы уже рук для дальнейшего сопротивления. Бежавшие охотники разнесли по стране панику, а поражение и смерть Арбогаста отняли отвагу у самых стойких римлян.

Во второй раз им уже не собрать такого многочисленного и храброго войска. Арбогаста не заменит ни один из его графов и воевод, ибо ни один из них не обладает дарованиями знаменитого короля.

Они были побеждены окончательно, повалены на землю, как смертельно раненный гладиатор.

Римские патриоты молча вышли из курии, молча прощались, пожимая друг другу руки. В глазах стариков виднелись слезы, губы молодых болезненно вздрагивали.

Спустя несколько часов по улицам Рима потянулись кареты, рыдваны, носилки. Языческие сенаторы покидали город, чтобы не видеть торжества галилеян. Симмах уезжал в свои сицилийские имения, Клавдиан – в Африку, Руфий – в Галлию.

Только весталки, прикованные своими обетами к алтарю, не могли избавиться от ужасной минуты.