Последние римляне

Им было объявлено, что наместник императора сегодня же погасит священный огонь и возвратит им свободу. Пораженные такой неслыханной угрозой, они в тревоге ожидали представителя светской власти.

* * *

Посредине храма, на золотом кресле, сидела Фауста Авзония, исполняя свою жреческую обязанность. На алтаре тлел слабый огонек, поддерживаемый лавровыми ветками, которые Фауста время от времени бросала на раскаленные угли.

У ее ног, на скамейке, сидела Порция Юлия, положив руки к ней на колени.

– Мы навсегда покидаем этот несчастный город, – говорила сестра Юлия. – Боги отдали его на съедение галилеянам. Мы едем далеко, за границы Империи, в Квадию, где Констанций купил землю. Бедный, он не предчувствовал, что эта пустыня, когда-нибудь будет казаться ему раем. Там нас не будет преследовать рука Феодосия, там нашего спокойствия не нарушат галилейские жрецы. В лесной тиши мы беспрепятственно будем поклоняться нашим пенатам и оплакивать несчастье отчизны.

Порция скрыла лицо в складках платья Фаусты.

– Кто бы это ожидал… – рыдала она.

– А Гименей пойдет с тобой в чужие края? – спросила Фауста, ласково проводя рукой по волосам Порции.

– Да, госпожа, – ответила Порция. – Констанций заслужил мою любовь своим терпением и мужеством. Правда, он не погиб смертью героя, как Флавиан, но только потому, что неприятельская стрела лишила его чувства в ту минуту, когда он хотел броситься за префектом в толпу варваров. Его подняли лучники Арбогаста и передали в руки врачей. За одну руку, которой он пожертвовал Риму, я ему отдаю обе мои. На чужой земле мы устроим себе новую родину, убежище для всех, кого галилеяне изгонят из Италии. Кай берет с собой статуи Юпитера, Юноны, Марса и Весты, с ним идет множество клиентов, которые остались верны народным богам. Поедем с нами, святейшая! Может быть, Юпитер когда-нибудь сжалится над своим народом и дозволит нам вернуться в священную столицу Клавдиев, Юлиев и Антонинов.

Фауста указала рукой на огонь.

– Пока этот огонь пылает на алтаре Весты, до тех пор я его раба, – ответила она.

– А когда его погасят наши враги? – вполголоса спросила Порция.

Фауста ответила не сразу. Нахмурив брови, она с минуту смотрела на статую Весты. Наконец ее лицо приняло выражение решимости.

– Они его не погасят, – сказала она твердым голосом. – Огонь Весты погасит только сама Веста. Ни одна рука не дотронется до самой дорогой святыни нашего народа. Пусть они придут!

– Винфрид Фабриций сегодня же должен исполнить повеление Феодосия.

Лицо Фаусты залил горячий румянец. Она наклонила голову, а когда подняла ее, то была бледна, как мраморная статуя самой богини.

– Пусть придут! – шептала она дрожащими губами.

Она обняла Порцию, привлекла ее к себе и сказала нежно и ласково:

– Пусть любовь Констанция устелет твой жизненный путь благоуханными цветами.

В это время в залу вбежала весталка.

– Галилеяне идут! – крикнула она.

Порция вскочила со скамейки и торопливо заговорила:

– Поедем с нами, святейшая! Возьми с собой огонь Весты, чтобы святое пламя разгоняло мрак нашего изгнания. Если ты, ясный и чистый отблеск нашего великого прошлого, будешь с нами, мы легче перенесем отчаяние побежденных. Мы будем ждать тебя неделю, две, сколько прикажешь. Мы не оставим тебя одну на могиле отчизны. Пожалей себя!

Но Фауста ответила:

– Не ждите меня… Оставьте меня моему предназначению, которого не избежит ни один человек, потому что носит его в самом себе. Возвращайся домой, Порция, и скажи Констанцию, что Фауста Авзония просит его, чтобы он любил тебя сильно, сильно. Иди, иди…

– Мы будем тебя ждать; я приду завтра.

Когда Порция ушла, Фауста обратилась к весталке, которая принесла известие о приходе галилеян, и сказала:

– Окружите Пульхерию Плациду всевозможными попечениями в эту тяжелую минуту. Пусть угасающие глаза верховной жрицы не смотрят на насилия галилеян. Священный огонь я буду стеречь сама.

Она завернулась в пурпуровый плащ, прислонилась головой к спинке кресла и устремила свой взгляд на священный Палладиум.

И для нее, как для Флавиана и Арбогаста, кончилось все, что привязывало ее к жизни. Старый Рим, владыка и законодатель мира, перестал существовать и лежал во прахе у ног галилеян.

Чужие люди придут и завладеют плодами тысячелетней работы. Новые боги, новые обычаи и привычки, понятия и цели расцветут на развалинах старого порядка. Те, кто был слугами, теперь будут господами, а те, кто с незапамятных времен шел во главе человечества, неизвестные, забытые, рассеются по свету.

Нить, соединявшая Фаусту с землей, порвалась.

С той минуты, когда весталка силой воли подавила в себе девичьи мечты, огонь ее жизни поддерживала только любовь к прошлому Рима. Это был единственный светоч, озаряющий ее одинокую долю.

Единственный ли?

Фауста прижала руку к сердцу.