Последние рыцари

К счастью, долачане проводят время не столько в самом Долаце, сколько на противоположной стороне залива, где находятся их земли. По эту сторону вы не отыщете и пяди возделанной земли. К счастью также, женщины в Долаце чистоплотны, иначе в такой тесноте постоянно свирепствовали бы болезни.

Любо поглядеть на долачан утром, когда от берега отчаливают двадцать — тридцать битком набитых лодок. Говор и песни разносятся по водной глади. Гребут в два, четыре, шесть весел, и лодки летят то кучно, то рассыпаясь, словно стая птиц в воздухе. Нередко устраивались регаты, — отделятся несколько лодок с одинаковым числом гребцов, и начнутся гонки. Старикам, конечно, не по нутру эта пустая трата сил, однако мало-помалу распаляются и они, и давай всяк своего подзадоривать…

Высадившись на том берегу, крестьяне расходятся во все стороны по тропам, точно муравьи. Дедовские сады и виноградники не могли бы сейчас прокормить и половину долачан. Вырастали новые поколения и оставались на насиженных местах. Однако трудолюбивая рука долачанина обработала среди камней каждую трещинку, посадив в нее либо виноградную лозу, либо маслину. Кроме того, долачане разводят лес, по возможности держат скотину, но главный источник их доходов — вино и масло. В Долаце найдется с десяток хозяев, которые собирают больше сотни барилов вина и пятидесяти барилов масла, а это приносит около тысячи талеров дохода. Хозяев двадцать собирают вдвое меньше, затем идут те, которые могут прокормиться урожаем, и, наконец, большая часть жителей, чтобы свести концы с концами, подрабатывает, где только удастся: мужчины ходят на поденщину, женщины ткут и нанимаются прислугой в город. Известным подспорьем могла бы быть рыбная ловля, но долачане не занимаются ею, как следовало бы.

* * *

По праздникам долачане собирались на берег моря.

Богаче всех в городе был Иосиф Буясов, долацкий староста, огромный пузатый человек, носивший, как и прочие крестьяне, суконные штаны, гунь и красную капицу. Человек он был заносчивый, но богатством не кичился. Получив от отца большое наследство, Иосиф умножил его весьма нехитро: скупал вино и масло у своих же бедняков крестьян и, когда цены повышались, продавал свое и чужое. Впрочем, Иосиф не только одевался, как все крестьяне, но и работал и питался, как они. Жадный до всего, он не скупился на советы. Кто хотел знать его мнение по какому-нибудь вопросу, получал гораздо больше, чем просил. Но держал он себя скромно и в компании, и с глазу на глаз. Перед пришлыми долачане восхваляли его до небес, гордясь тем, что их староста умен, богат и заткнет за пояс любого горожанина-католика. Иосиф овдовел довольно рано, но жениться вторично не захотел, опасаясь наткнуться на такую же упрямую жену, каковой была его покойная Мария, родившая ему единственного сына Иво.

Иво — тощий молодой человек с тонкой шеей, карими глазами и жиденькими волосами. Из боязни перед отцом он тоже одевался в крестьянскую одежду, хотя охотнее бы носил «латинское». У тщедушного Иво была единственная обязанность — присматривать за батраками. На отца он походил лишь одним — был такой же скряга. Старик презирал сына, обычно называя его «несчастье мое». Больше всего Иосиф опасался, что сын женится на какой-нибудь балованной девице или, что еще хуже, возьмет из города католичку, которая не пожелает слушать свекра. Опасения отца были не напрасны, потому что Иво готов был волочиться за любой юбкой. Вот почему Иосиф охотно согласился бы женить Иво на самой бедной девушке Долаца.

Сюда же на берег приходил и Гргур Пивич, один из беднейших долачан, человек огромного роста, словно он вырос под Велебитом, на вид довольно глуповатый, но это не мешало ему держаться с таким достоинством, что незнакомый взвешивал в беседе с ним каждое слово. А вместе с ним и семеро его сыновей, все как на подбор, один краше другого, а краше всех младший Марко. (Прошу вас запомнить это имя: Марко Пивич.)

Приходили сюда и другие долачане, старые и молодые, красивые и некрасивые, богатые и бедные, умные и глупые и тем не менее в чем-то очень похожие, что отличает их от жителей трех прочих пригородов Шибеника.

Как мы уже говорили, по будням в Долаце царит тишина. Зато в праздник, особенно к вечеру, Долац кипит! Парни толпами ходят по улицам, останавливаются под окнами своих девушек и поют серенады, никого не пропуская. Девушки слушают, спрятавшись за притворенными ставнями, и родители им не запрещают. Поют складно. Песни по содержанию походят на те, что поют сербы в Венгрии. Затем парни расходятся, каждый идет под окно своей любушки и шепчется там с ней часа два-три. Частенько бывает, что девушка выйдет к воротам, это тоже не запрещено, особенно если ворота выходят на улицу. Молодой человек в дом к девушке не ходит, пока не просватает ее. Впрочем, подобный обычай существует и в других пригородах. Несмотря на такую свободу, не было случая, чтобы девушку опозорили. Напротив, считалось, что молодой паре полезно познакомиться поближе.