Последние рыцари

По большим праздникам, если они не совпадали, католики шли в православную церковь, а православные — в католическую, шли с единственной целью найти что-нибудь, к чему можно было придраться. Войдет, скажем, в церковь святого Франциска сербская знать — капитан Марко, капитан Йова, синьор Глиша, синьор Сима, — станут, начнут креститься по-своему, кланяться налево и направо, причем каждый состроит такую физиономию, что невольно скажешь: «Ну, если эти не набожны, значит, нет набожности на свете!» Умные латиняне уступают им место, вежливо отвечают на поклоны, но внимательно следят за выражением лиц «неверных греков». Несчастный капеллан вдруг до смешного запутается, произнося с кафедры проповедь, точно человек, который хочет понравиться даже тем, кто его ненавидит и кто готов придраться ко всякой безделице. То же самое случалось и с протоиереем и иереем, когда приходили латиняне. Поэтому не удивительно, что священники постоянно нервничали, но уж когда они были уверены, что в церкви только их паства, тогда… понятно, о чем они проповедовали.

Впрочем, все это мелочи. Главная загвоздка заключалась в литиях. После ухода французов из Приморья{27} латиняне ввели три литии: в день святого Франциска, в день празднования тела Христова и в великую пятницу. Православные же в прошлом ходили «с крестами» лишь раз в году, на спаса, но позднее и они завели три крестных хода: на богоявление, в николин день и на успение. И во всем подражали латинянам. По каким улицам проходили католики, по тем же шли и православные; какого порядка придерживались те, старались держаться и эти, — впереди девочки, потом ученики с рипидами, священники под «небом», начальство со свечами, подразделение солдат, опять начальство и народ… Года два-три спустя латиняне ввели четвертую литию, а православные — пятую. Через два года «цесарская вера» добавила еще одну, православные же добавили две. Дальше добавлять было невозможно, так как солдаты решительно отказались участвовать больше чем в двенадцати литиях, а без войск какой уж парад!

Эти двенадцать молений доставляли жителям Розопека двенадцать неизменных беспокойств, потому что каждая лития должна была затмить «ихнюю», каждая требовала по меньшей мере неделю подготовки и после каждой еще несколько дней спорили и бахвалились.

Впрочем, все они, вместе взятые, не лишали розопекчан сна в той мере, как два ежегодных бала.

В Розопеке два раза в год устраивались балы.

Городская знать давала свой бал в четырехкомнатной квартире Бепо, во втором этаже. По сему случаю за три дня до бала Бепо и Мандалина выносили всю лишнюю мебель и переселялись к кому-нибудь из родственников. Вслед за тем к капитану Йовану К. — самому богатому сербу Розопека — являлись члены комитета с просьбой ссудить кое-что из мебели и экзотические цветы, выращиваемые им в огромных горшках. Комитет украшал одну из четырех комнат; ее называли залой, хотя она была не больше прочих. Пока расходы были незначительные, все шло гладко, но, когда наступало время посылать в уездный город за музыкантами, обязательно поднимались споры: «Как брать деньги — с человека или с семьи? И по скольку?» Разумеется, вопрос поднимал кто-нибудь из холостяков, и, разумеется, первым восставал начальник таможни (тот, у которого шесть дочерей), и к нему тотчас присоединялись все женатые, то есть большинство упомянутых горожан.