Последние свидетели (СИ)

Сели в машину и поехали в песчаный карьер. Я тоже с мамой поехала. Пока машину грузили, я взобралась на верх карьера и села, свесив ноги. Карьер высокий, обрывистый. Мама, увидев меня, испугалась и крикнула, чтобы я спустилась вниз. Только спустилась и подбежала к маме, как обрушилась целая стена песка. Маму завалило по пояс, а меня -- полностью. Женщины стали откапывать. Тут в карьер на машине приехали пленные немцы. Увидев, что нас засыпало, подбежали и тоже стали откапывать. Но песок вновь обвалился и завалил часть немцев. Они из завала выбрались и все вместе стали откапывать маму и меня. Первой откопали маму. Она металась, плакала, умоляла, чтобы песок разгребали руками, а не лопатами: ведь лопатой можно было меня поранить. Как же себя ругала, что взяла с собой. Когда меня наконец откопали, я была синяя и не дышала. Мама и женщины плакали, а длинный, худой немец стал дуть мне в ротик: раз, другой, третий -- и я задышала. Все обрадовались, особенно мама и немец. Меня сразу отвезли в больницу. Мама потом говорила, что три дня я была без сознания и пролежала в больнице целый месяц. Меня и еще несколько слабеньких девочек после отправили в детский санаторий на Черное море. Когда оттуда вернулась, то мама повела меня в первый класс девятой школы.

...Прошел целый год, как мы с мамой и братиком Сережей покидали город. Чего только за это время не увидели. Ведь если б не было войны, то остались бы живыми мой папа и братик Сережа, а их нет. Мама папу и братика часто видит во сне. Мне тоже папа два раза приснился. Один раз, когда я будто упала со стула и заплакала. Этот стул был старый и качался. Папа так расстроился, что сломал его и сказал:

-- Такой стул нам не нужен.

И еще один сон видела, когда вернулась из санатория. Мы с мамой в воскресенье вставать не спешили, я ей этот сон и рассказала. Будто была еще совсем маленькой и сидела на горшочке. Вдруг пришел папа, поглядел на меня и улыбнулся. Он так хорошо мне улыбался.

-- Папа, посиди со мной на горшочке, -- сказала я ему, но он молча повернулся и ушел. Было так обидно.

Я как глянула на маму, а она, отвернувшись к стене, плакала.

-- Мам, ты плачешь? -- спросила ее.

Вытерев слезы, она дрожащим голосом сказала:

-- Прости, доченька, прости, но я ненавижу войну. Она отобрала у меня все-все самое дорогое, одна ты со мной осталась... -- Потом целовала меня, а слезы вновь лились по щекам и падали на подушку.

Больше о своих снах маме никогда не рассказывала. А войну и я ненавижу. Когда о ней вспоминаю, мне становится страшно и я плачу.

"Кичи-партизан"

Село Лыково1 словно вымерло. Людей на улицах почти не видно. Многие жители, не желая жить в оккупации, ушли вместе с толпами других беженцев за Дон. В селе остались старики, женщины да дети. Со дня на день ждали немцев.

А собаки озверели: оставшись без хозяев, они бросались на прохожих, словно на них пытались выместить свое собачье зло. Вооружившись старым карабином, председатель сельсовета Бганцов ближе к вечеру прошел по селу и пристрелил несколько совсем одичавших псов. Побросав их на телегу, вывез за село и закопал. Собачий брех днем несколько поутих, но душераздирающий вой по ночам не прекращался. Бганцов размышлял:

-- Немцы собак уж точно перестреляют, а заодно могут и кого-то из селян шлепнуть. Зачем?..

Оказавшийся не у дел пожилой председатель в своих мрачных предположениях был недалек от истины. Хуже нет вот такого тягостного ожидания.

...Дед Матвей с внуками Васькой и Колькой пасли скотину в густопоросшем травой и кустарником овраге. Васька постарше Кольки на два года, ему пошел тринадцатый. Внуки помогали деду попеременно. Скотины у Колесниковых немало: корова и два телка, десятка полтора овец. Поросят держали дома. Животину дед любил и содержал в тепле, сухости и чистоте. Сараи были добротными, хорошо покрыты, стены и двери без щелей и дырок. Зимой, весной и осенью дед каждодневно выскребал из коровника навоз и стелил на доски новую подстилку. Навоз складывал во дворе, а потом удобрял им огород, часть шла на кизяки -- ими зимой топили печь.

Коровы, телята и овцы у деда Матвея были каждая со своим именем. Особенно он любил овец -- своих белянок, чистюль, барынь... Пятнистая корова Милка ходила на выпасе с колокольчиком, телята слышали его звон и от матери далеко не отходили. Дед страшно боялся, что немцы заберут скотину -- чем тогда семью кормить? А она огромная: одних ребятишек у Колесниковых девятеро. Сын Костя, отец ребят, перед войной неожиданно заболел и помер. Четверо старших на фронте, остальные пятеро с матерью, дедом и бабкой. Дед и один справился бы со скотиной, но за внуками пригляд нужен -- время-то военное, часто повторял он.

К вечеру от Матвея вернулся Васька, и, собрав харчей, мать проводила к деду Шурку: внучке скоро шестнадцать. Каждый вечер Шурка ходит к деду доить корову, а заодно приносит ему еду. Кольке к деду идти утром. Он заметил, что Васька чем-то возбужден, но с расспросами приставать не стал -- сам расскажет. Поужинав, Васька таинственно шепнул младшему брату:

-- Выйдем, дело есть.