Последние узы смерти

– И что здесь означает это слово? – прищурилась Тристе.

– Означает, что я вас, может, и убью, но даю слово не мучить.

Кошмарная крепость из черного чугуна. Смердящие падалью лабиринты, звенящие воплями гулкие залы. Логово выродков, дом, где пьют кровь из человеческих черепов, приносят в жертву на обугленных алтарях собственных младенцев, убивают друг друга в кровавых противоестественных оргиях. Залы из костей, алтари из человеческого мяса. Открытые могилы не вмещают гниющих трупов. Проклятые подземелья без света, без надежд, без всего, что утешительно человеку, посвященные древнему и ужасному богу смерти, Ананшаэлю, распускающему души, пожирающему стервятину.

За свою жизнь Каден наслушался историй о Рашшамбаре. То от слуг, перешептывавшихся на кухне Рассветного дворца, то от историков, излагавших свое мнение на дорогих пергаментах, переплетенных в толстые тома с посвящениями богатым покровителям. И для художников эта крепость служила излюбленным сюжетом. Кто-то, как Сианбури в своих знаменитых «Стадиях смерти», воспользовался им для исследования человеческой анатомии: тут рука без кожи, там выпавший из глазницы глаз, на заднем плане целая стена безупречно изображенных черепов и бедренных костей. Мастера ганнан в своих работах обходились без трупов, увлекаясь бесконечными переходами тьмы и теней. Каден где-то читал, что Фиархин Квайд, величайший живописец Ганна, восемь лет растирал и смешивал сотни оттенков туши, прежде чем приступить к шедевру «Дом смерти». Холст в лошадиный рост изображал самый ужасный из дворцов Рашшамбара.

«Квайд никогда здесь не бывал», – понял Каден.

Они с Тристе и Пирр стояли над обрывом, разглядывая через провал огромную отвесную скалу из песчаника и примостившуюся на ее плоской вершине легендарную крепость Присягнувших Черепу.

«Квайду и двух оттенков черного не требовалось, не то что двухсот».

И крепость, и земля, и воздух вокруг являли полную света картину в сочных тонах: лазурное небо над обрывистыми утесами, десятки оттенков кармина, охры, алого и между ними молочная белизна маленьких изящных построек Рашшамбара. Не было ни крепостных стен, ни башен, ни бастионов, ни бойниц, ни зубцов. Сама скала, на которой стоял город, служила достаточной защитой. Логово жрецов смерти оказалось вовсе не логовом, а ярким белостенным солнечным городком с садами, галереями, скромными храмами. Зеленые пятна расцвечивали землю там, где Присягнувшие Черепу выращивали цветы пустыни. Даже тени от балкончиков и навесов манили прохладой и покоем. Кадену припомнился Ашк-лан – чистота и ясность, – но если в Костистых горах не менее полугода стояли жестокие холода, то здесь жаркое солнце согревало камень, а ветерок с гор смягчал укусы зноя.

Единственный мост – изящная белокаменная дуга без перил и ограждений – протянулся через бездну от уступа, где стоял Каден, до Рашшамбара. Казалось, он такой тонкий, что не удержит и собственного веса, тем более тяжести путника. На этом мосту негде было спрятаться, негде укрыться. Один лучник с достаточным запасом стрел мог долгими днями удерживать его против целой армии. По крайней мере, так казалось на вид. Каден надеялся, что так оно и есть.

– Надо переходить, – сказал он, приказывая дрожащим от усталости ногам шагать дальше. – Пока нас не догнал ил Торнья.

– Не догонит, – ответила Пирр.

– Ты не понимаешь, – покачал головой Каден. – Он бросил свой пост на севере, решился сдать ургулам Аннур, лишь бы добраться до нас.

На последних словах он бросил взгляд на Тристе. Та не подала виду, что слышала. Она неотрывно смотрела на Рашшамбар с застывшим лицом, словно заглянула в свою свежевырытую могилу.

Пирр, покосившись на девушку, оттопырила губы:

– Столь долгий путь ради вас двоих и ургульского вождя? Мне не терпится узнать зачем.

– Поговорить можно будет на той стороне, – заметил Каден.

Он понятия не имел, что скажет тогда, не представлял, какой ложью сумеет спасти себя, Тристе и скрытых в них обоих богов. Но с этим можно было подождать. Прежде требовалось отдаться под сомнительную защиту Рашшамбара.

– Я хотела сказать, – Пирр обвела рукой горы вокруг, – что эти утесы полны моих братьев и сестер. Кто охотится, кто просто сторожит. Ил Торнья, если хоть сколько-то учил историю, об этом знает, так что у него хватит ума и на милю не приближаться к Рашшамбару.

Каден прищурился на оставшиеся за спиной скалы. Он не видел ни следа часовых. С другой стороны, он, спотыкаясь на каждом шагу, только под ноги и смотрел. Мог целую армию миновать, не заметив. И все же…

– У него лич.

– Личи смертны, как и все, – пожала плечами Пирр, – если не забудешь воткнуть в них нож.