Последний алхимик

— Глупец, — сказал он Римо. — До чего мы дошли? Разговариваем с охранниками, ничтожными копьеносцами, человечишками, которые не годятся в подметки даже полицейским с квадратными значками, с людьми без чести! Зачем ты тратишь время на разговоры с этим пожирателем мяса дохлых коров?

— Я объяснил ему, что нам не нужны радиометры.

— Нам нужны мозги, вот что нам нужно. Я сделал из тебя ассасина, а ты болтаешься здесь в поисках жулья. Не наше дело — искать жуликов. Воров ищет полиция. Твоя беда в том, что ты никогда не служил настоящему императору.

— Наша страна в опасности. Эта штука может идти на изготовление бомб, которые могут разрушить целые города. Ты можешь себе представить, чтобы целые города обращались в пепел?

— Сегодня? Конечно. Сегодня все происходит без должного благородства и величия. Города разрушают, даже не подвергая разграблению. И кто сегодня признает ассасина? А ведь хороший — даже не великий — ассасин может спасти миллионы жизней!

— Ты знаешь, сколько человек погибло в Хиросиме?

— Меньше, чем было убито в Нанкине. Вооружение тут вовсе ни при чем. Гораздо большее значение имеют войска, которые теперь состоят не только из солдат, но и из мирных жителей. Теперь каждый сам себе ассасин. В какой позор превратился наш век! И ты, после моей школы, продолжаешь плыть по течению всеобщей деградации, — сказал Чиун и завел свою шарманку о том, что следовало бы с самого начала знать, что белый, как его ни учи, все равно потянется к белым.

Все это он произносил на ходу, следуя за Римо по атомной станции. Разговор шел на том диалекте корейского языка, на каком говорят на северо-западе полуострова, в месте, которое Мастера Синанджу называют “бухта славы”. В завершение своей тирады он еще раз повторил, что, если бы Римо служил настоящему императору, а не этому сумасшедшему Смиту, они не опустились бы до такого позора.

Они совершали обход объекта, а начальник службы безопасности, дамочка в красивом костюме и модных очках и с очень изящной походкой, стояла и наблюдала за ними. Римо не обращал на нее никакого внимания.

— О, милая леди, я вижу, вы тоже страдаете.

— Меня зовут Консуэло Боннер, — сказала женщина. — Я начальник здешней службы безопасности, и я никакая не леди — я женщина. А что вы двое тут делаете?

— Ш-ш, — сказал Римо. — Я думаю.

— Он не замечает вашей красоты, мадам, — сказал Чиун.

— А вы могли бы себе позволить шикать на мужчину? — спросила Консуэло Боннер.

Ей было двадцать восемь лет, и у нее были такие красивые голубые глаза, нежная белая кожа и черные как смоль волосы, что она без труда могла бы стать фотомоделью, но она предпочла такую работу, где ею не могли бы командовать мужчины.

— Нет. Если бы на вашей должности был мужчина, я бы не стал на него шикать. Я влепил бы его в стену, — сказал Римо.

— Вы не похожи на инженеров-атомщиков, — сказала Консуэло Боннер. — Чему равняется период размножения неравновесного нейтрона, подвергнутого облучению электронным пучком, усиленным мощным лазером?

— Хороший вопрос, — бросил Римо.

— Отвечайте, иначе я вас арестую.

— Семь, — ответил Римо.

— Что? — изумилась Консуэло Боннер. Ответом должна была быть целая формула.

— Двенадцать, — Римо сделал еще одну попытку.

— Это смешно, — сказала Консуэло Боннер.

— Сто двенадцать, — не унывал Римо.

Он повернулся к женщине спиной и направился дальше по коридору, оставив задачку на потом. Он рассудил, что если ядерные отходы были похищены, то это могли сделать только люди, имеющие специальную защитную одежду. Грабителями должны были быть люди, хорошо знающие, как надлежит перевозить уран, тем более в таких количествах и с подобной обстоятельностью. Следовательно, это скорее всего должен был быть кто-то из работников отрасли, тот, кто имеет регулярный доступ к ядерному топливу.

Женщина не отставала ни на шаг. У нее была рация, и она вызвала помощь. Улыбаясь женщине, Чиун пытался объяснить Римо, что женщины любят обхождение. С ними нельзя обращаться грубо, их можно лишь осыпать лепестками любезности. Он повернулся к женщине, намереваясь продемонстрировать, как это надо делать.

— Нежность ваших пальцев, прикасающихся к сему инструменту, не соответствует его назначению, — сказал Чиун. — Вы вся — тысяча восторженных рассветов, лучащихся ликованием и радостью.

— Я ни в чем не уступаю мужчинам. И я умею делать все то, что умеете вы, позвольте вам заметить. А тем более вы, милейший, хотя вы меня даже не слушаете, — парировала она.

— Что? — переспросил Римо.

— Я говорю, я собираюсь взять вас под арест. И я умею делать все, что могут мужчины.

— Тогда пописайте-ка в окошко, — сказал Римо, продолжая искать хранилище.

Теперь он сам видел, что это туалеты. К ним подходили большие трубы, напоминающие ядерный реактор. А трубы реактора, напротив, скорее походили на оборудование небольшой ванной комнаты. Через пару минут это заведение было бы весьма кстати.

Консуэло Боннер предусмотрительно выжидала, пока подойдет подкрепление. Восемь охранников. По четыре на каждого.