Последний алхимик

— Ему не пришлось говорить, кто за этим стоит. Те, кто за вами гоняются, просто-напросто убирают всех, кто им мешает, и пойдут напролом, пока не достанут того, кто им нужен.

— А Колдуэлл знает, что вы здесь?

— Я здесь для того, чтобы взять на себя заботу о его врагах. На данный момент его враги — это и ваши враги. А ваши враги — это его враги.

Голос Брауна звучал ровно.

— Верно! Мы должны действовать заодно. Мы в одной связке. Прорвемся! Они нам ничего не смогут сделать. Мы обложимся должностными инструкциями. Мы станем проводить совещания. Мы досовещаемся с ними до смерти. Я уже тридцать лет работаю в государственном учреждении, и я знаю, как заморозить любое дело, даже без особых на то причин.

— Я сказал, они вас убьют. Они не собираются отстранять вас от должности.

— Это верно — они и не могут меня отстранить. У них нет на то полномочий.

— Но перебить вам хребет у них полномочий хватит! Или высосать у вас мозги из черепа. Они вас уничтожат, — сказал Браун. Интересно, подумал он, почему все государственные служащие такие бестолковые — работа у них что ли такая? У них в жизни только одна проблема — как бы какую бумажку не засунуть куда не надо.

Минуту Беннет Уилсон молчал. Этот Браун прав. Смерть — это похуже увольнения или служебного расследования. В таких случаях всегда есть возможность опротестовать решение. Однако ему что-то не приходилось слышать, чтобы опротестовывали смерть, хотя в Библии есть на это кое-какие намёки. Во всяком случае, инструкций на этот счет уж точно нет.

— Уничтожат — в смысле закопают окоченелое тело? — спросил Беннет.

— Да, именно в этом смысле, — сказал Браун.

— И что мы намерены предпринять?

— Мы намерены их опередить.

— Я еще ни разу не убивал человека, — сказал директор НААН. Он обвел взглядом развешанные по стенам кабинета фотографии атомных электростанций и хранилищ радиоактивных отходов и добавил: — Сознательно, я хотел сказать.

— Вам не придется никого убивать. Все, что от вас требуется, это быть готовым, когда они явятся.

— За мной? Они явятся за мной?

— Поводите их немного за нос, остальное я сделаю сам, — сказал Браун.

— Вы хотите сказать — снабдить их неполной и искаженной информацией? Футболить их из одного кабинета в другой, повергать в растерянность ничего не значащими бюрократическими фразами?

— Короче, как только они будут здесь, дайте мне знать.

— Но вы ведь не станете их убивать прямо тут?

У Уилсона екнуло сердце. Что-что, а трупы в государственном учреждении — этого могут не понять. В таких случаях почти всегда проводится расследование.

— Нет, — ответил Браун, пытаясь развеять его опасения. — Я только хочу понаблюдать за ними по вашим мониторам. И я хочу, чтобы вы за ними присмотрели. Здесь ничего не случится. И с вами ничего не случится, если, конечно, вы сами не создадите себе проблем.

И Браун объяснил, что проблемой будет любой шаг, который затруднит выполнение его, Брауна, задачи.

* * *

На другой день Консуэло и двое мужчин зарегистрировались в отделе безопасности Агентства по контролю за атомной энергетикой. Их изображение появилось на телеэкранах. Браун сидел в укромном месте и следил за действиями троицы по мониторам. Мужчины как будто перестали ссориться, но азиат по-прежнему держался в сторонке. Консуэло водила их из одного отдела в другой, всякий раз проявляя завидную настырность.

— Они явно что-то скрывают, — сказала Консуэло. — Но я до них докопаюсь.

Навряд ли, подумал Браун. Телекамеры она даже не заметила. Один азиат повернулся и посмотрел в объектив.

Браун вынужден был признать, что директор оказался профессионалом высокого класса. Он не чинил никаких препятствий. Не увиливал от расспросов. Напротив — он распорядился, чтобы начальнику службы безопасности Мак-Киспорта было оказано всяческое содействие. Это означало, что в ее распоряжение были выделены четыре сотрудника и ей был предоставлен свободный доступ ко всей документации.

На этих четверых ей пришлось заполнять административные бумаги. А документы ей все несли и несли. Им, казалось, не будет конца. Директор прямо-таки завалил ее информацией.

Белый зевнул. Азиат вдруг пришел в ярость. Браун, конечно, не видел того, что не могло укрыться от азиата. И уж тем более он не понимал по-корейски.

— Вспомни, когда ты в последний раз зевал? — спросил Чиун.

— Ни за что не сниму подвеску, — упрямился Римо.

— На ней лежит проклятие. Оно тебя губит.

— Я, кажется, пока не умер. Я здесь, рядом с тобой, и я жив.

Консуэло спросила, о чем спор. Когда Римо ответил, что опять из-за подвески, она сказала, что лучше ее снять, раз Чиун из-за нее нервничает. Но Римо ни за что не хотел уступать. Ей ведь не жить с Чиуном, а ему — жить, и если он сейчас уступит, то ему до конца дней придется выслушивать нотации о том, что ему следует жить в соответствии с законами Мастеров Синанджу.

День для Римо выдался тяжелый. В комнате ему казалось душно, и он с удивлением обнаружил, что его организм не желает этого не замечать. Зато когда ему на запястье села муха, он заметил ее только после того, как взгляд нечаянно упал на руку.